– Колбасы нам не надо, – твердо отверг все его притязания Степан Матвеевич.
– Как же? – не понял официант. – Ведь со скидкой!
– Нет, нет. Спасибо, не требуется.
– И все так. Весь поезд. По четвертому кругу пошел. Никому колбаса не требуется. А суп только детям и престарелым.
– Да не нужен нам суп. Антрекотов даже не нужно! – вспылил Степан Матвеевич. – Понимаете? Мы не хотим есть.
– Так, так, – официант все равно ничего не понимал. – А в ресторан? Все места свободны… Никто не идет.
– Нам сейчас не хочется есть, – как можно спокойнее, но уже еле сдерживаясь, сказал Степан Матвеевич.
– Вот и все так. Весь поезд не хочет колбасы. Никто не хочет в ресторан. А у нас план. У нас премия с перевыполнения.
– Весь поезд? – переспросил Иван.
– Весь поезд, – подтвердил официант. – С ума народ сошел. Игнатий Филиппович, прекрасной души человек, повесился от недоверия.
– Кто?! – вскрикнул Степан Матвеевич.
– Игнатий Филиппович. Он у нас по мясным и рыбным… Не совсем, впрочем, повесился, а так, угрожал, раз, говорит, никто не хочет есть мои отбивные, раз меня игнорируют, раз… ну и там все прочее. Он у нас оч-чень строгий мужчина. Так отказываетесь?
– Отказываемся, – подтвердил Степан Матвеевич.
– Тогда его не удержат.
– Кого?
– Да Игнатия Филипповича. Его ведь за руки держат. Из-за этого и картофеля начистить не успели, а гарнир теперь из лапши. А ведь лапшу-то, ее ведь сразу можно вываливать, все равно никто есть не будет. Так, значит, нет?
– Нет. Попозже. Сейчас и без того дел много.
– Ну, ну, не бережете вы поваров… Он же квалификацию из-за этого потерять может…
Официант еще раз обиженно взглянул на всех нас и рванулся в вагон. Он еще на что-то надеялся.
21
– Времени сейчас терять нельзя, – сказал Степан Матвеевич. – Начнем, пожалуй. Я к начальнику поезда, как наиболее представительный из нас троих. Ивана прошу к радисту. А вы, Артем, если только это возможно, подготовьте как-нибудь место для нашего совещания.
Мы вышли в коридор. Зинаида Павловна пеленала Сашеньку, собираясь, наверное, нести его к кормящей матери в соседний вагон.
Тетя Маша вперевалочку выкатилась из своего купе и завела речитативом:
– Кому слазить в Усть-Манске? Кому в Усть-Манске? Стоянка четырнадцать минут. Прибываем! Стоянка…
Она неторопливо шла по проходу, а человек пять пассажиров уже приготовились к высадке, правда, еще не загромождая коридор своими вещами, потому что ясно видели, как за окнами вагона расстилается бескрайняя степь.
Тетя Маша поравнялась со мной. Я не утерпел и спросил:
– Да где же Усть-Манск? Степь одна!
– А меня это не касается, – спокойно ответила тетя Маша. – По расписанию должен быть Усть-Манск.
– Так ведь нету его! Может, поезд опаздывает?
– Ну, гражданин! Да такого с нашим фирменным поездом еще и не бывало. Да и предупредить должны по радио, если какая задержка случилась. А и не предупреждали. Значит, по расписанию.
– Ну, ну. Посмотрим.
– Посмотри, гражданин, посмотри, да не больно глаза-то просматривай. Кому в Усть-Манске сходить?
Я не стал слушать ее дальше. Поколебать уверенность проводницы тети Маши было наверняка невозможно. Да и не требовалось этого по крайней мере сейчас.
Я заглянул в купе. Наши со Степаном Матвеевичем полки были пусты. А нижняя, на которой должен был стоять макет Марградского универмага, оказалась плотно занавешенной двумя простынями. Перед этой завесой стоял Валерий Михайлович, непоколебимый и решительный. Ясно, что он никого не пустит взглянуть, что там за этими простынями делается. Ну ладно… Тут мы еще посмотрим! На противоположной полке сидела Тося и смотрела на Валерия Михайловича ненавидящим взглядом, только это не производило на стража никакого впечатления. Я даже почему-то был уверен, что он только что не пропустил ее туда, и при этом еще изрекал двусмысленные шуточки и слегка заигрывал с женщиной. И еще мне показалось, что Тося только что плакала. Такой быстрой перемены в человеке, какая произошла с Тосей, я бы никогда даже и не предположил. Она выглядела измученной, уставшей и еще… и еще ни во что не верящей.
Валерий Михайлович улыбнулся мне вполне нормальной улыбкой и сделал жест рукой, как бы говоря: тише, не входить, идет эксперимент.
– Где Семен? – спросил я.
– Их жена уже изволили спрашивать. Интересовались. Семен Кирсанов выполняет важное задание.
– Так где же все-таки Семен?
– В Марградском универмаге, так сказать.
– Вот что, – сказал я, – я вижу, вы со мной шутите. Так мне сейчас совершенно не до шуток. Я ведь вас спрашиваю не из праздного любопытства. Мне нужно знать точно.
– В Марградском универмаге, – повторил Валерий Михайлович.
Убил он его, что ли? А тело прячет за простынями. Даже такая абсурдная мысль мелькнула у меня. Я уже начинал верить во всякую чушь. Этого мне сейчас только не хватало! Я протянул было руку к простыне, с намерением заглянуть в таинственный закуток, сооруженный Валерием Михайловичем и Семеном. Крестобойников осторожно, но властно и твердо отвел мою руку.
– Вот и жена означенного Семена Кирсанова пыталась сорвать простыни. Невозможно! Просьба самого Семена Кирсанова.
– Это еще почему?