Фистула

Голос девочки был таким знакомым, ещё не растворившимся в минувших днях, – я почти догадался, кто это кричал. Я побежал на крик, но никакого пламени не видел. Девочка продолжала звать отца. Я бежал в темноте, и становилось жарче. В горло полез дым. Девочка кричала где-то рядом. Я понял, что приближаюсь к ней, перешёл на шаг и выставил руку, вскоре наткнулся на раскалённую стену. Когда я смекнул, что огонь и сам чёрен, было уже поздно. Тело моё загорелось, и с первыми ласками пламени голос девочки тоже как будто вспыхнул и рас кро ш ился, ра спал ся на па и па и по и жар и го и рю. Мелодия, сыгранная на перчатке, зазвучала вновь. И когда я проснулся, она ещё некоторое время оставалась со мной, всё такая же печальная. Но потом и он а ра спал ась н а от дель ны е зву ки. Шесть одиннадцать.

В доме ещё все спали. Я предпринял вылазку в ванную, смыл сажу снов. Следовало ли мне беспокоиться по поводу явных признаков нездоровья? Возвратившись в свою комнату и сделав зарядку, я до восьми просидел в лоджии. Вид подкрашенных майским солнцем цветов пробуждал то или иное воспоминание о матери – из тягостного периода, когда она помешалась на чистоте и, не унимаясь, таскала в дом растения, заставляя ими все подоконники, а потом и полки, и столы, и углы, вообще любое место. Растения очищают воздух, объясняла она; тут запах, тут запах и пыль в воздухе, и мелкие жучки залетают в нос, твердила она; квартира отравлена, зелень вберёт в себя всю отраву, только нужно каждый день протирать листья, потому что в пыли плодятся жучки, а скоро они могут начать плодиться в наших мозгах, если мы срочно не очистим этот грязный воздух, – так она нашёптывала самой себе, вооружая нас с сестрой тряпками и большими пластиковыми бутылками с водой.

В то время родители употребляли в основном фен – под ним мать обычно объявляла генеральную уборку: часами, забыв о нашем существовании, настойчиво драила полы в одном месте или возбуждённо переставляла вещи в комнате, без какой-либо цели, без перерыва, бодро твердя себе под нос две-три случайно переплетённые фразы.

«Вот они, вот они, карта неземной местности. За-ра-зительный танец. Вот они, вот они, карта неземной местности. За-ра-зительный танец. Вот они, вот они. Вот они. Карта неземной местности. За-ра-зительный танец. Вот они, вот они, карта неземной местности. За-ра-зи-тельный танец. Вот они, вот они, карта неземной, это же карта неземной местности. За-ра-зительный танец. Вот они, вот они, это же карта неземной местности. За-ра-зительный, за-ра-зительный танец…»

Если отец был тут же, то энергичность и болтливость начинали его тихо раздражать, затем громко бесить, затем в ход шли то кулаки, то поцелуи. Если отца не было или он провалился в пещеру к Гипносу, то мать так и двигалась час за часом, двигалась, двигалась – и вдруг затихала, ложилась на спину, иногда прямо на полу, и смотрела глазами с расширенными зрачками на грязный потолок, теперь в непрерывной бессловесности.

Одна такая уборка покончила со всем квартирным растительным миром – наэлектризованная мать ни с того ни с сего узрела в цветах новую угрозу, стала хватать один горшок за другим и выбрасывать с вечно захламлённого балкона. Жили мы на седьмом этаже. После этого случая к нам приходила женщина из соц-опеки: вежливая, добрая и показавшаяся мне очень красивой, несмотря на крупное пунцовое родимое пятно, идущее от уголка губ к уху. Мне искренне хотелось, чтобы она забрала нас с собой, но сестра объяснила, что тогда нас могут навсегда разлучить. Мы заверили эту женщину, что любим и мамочку, и папочку, что дома у нас одно только счастливое опрятное веселье. Она смотрела сквозь наши враки, пообещала приходить каждый месяц, но не пришла больше ни разу.