Фистула

Мы тронулись, и Лев оживился, решив продемонстрировать мне потайные отделения и технические трюки салона. Завибрировало сиденье-массажёр, отворился сезам мини-бара – мальчик взял оттуда солёные орешки. Нажав на пару кнопок, Лев вызвал к жизни дисплей с мультфильмами, положил в одно ухо почти невидимую пуговицу наушника, но второе оставил открытым. Я продолжал фантазировать по поводу круговорота мясистых чиновников в природе: предположим, сам Капитан уже являлся подменой какого-то оригинального Капитана, чьим-то двойником; оригинал был ещё толще, слегка поумнее и, может быть, сам когда-то служил чьей-то копией – и так один двойник отсылал к другому, но все они неизменно оканчивали свой путь в постели моей шлюшки-сестрёнки. В уме я как мог отыгрывался на ней за свою обиду и одновременно презирал себя за бедность фантазии. Действующий Капитан, между тем, повернулся ко мне.

«Чё, шурин, как машинка? Заебись же!»

«А?.. Да, впечатляет».

«Специальная закупка, нахуй блядь,

всего четыре штуки на весь город! Я так

считаю, надо жить с комфортом, а то, бля,

всё сгрызут другие нахуй».

Только выйдя за пределы дома, Капитан позволил себе развернуться во весь свой лингвистический аппарат – быть может, это предусматривало ещё одно установленное женой правило. Она всегда была пуританкой, когда дело касалось обсценной лексики, сразу напоминавшей ей о родительской ругани и ещё в большей степени – о родительских экстазах. Подростком я однажды выругался на школьном дворе перед какой-то крупнокостной девочкой, и оказавшаяся рядом сестра, не думая ни секунды, при всех хлестанула мне по губам и пригрозила, что в следующий раз сделает хуже. Мне понравилось но я подчинился ей, как подчинялся во всём.

В машине Капитан раскрепостился настолько, что даже по сравнению с нашими родителями звучал как последний дегенерат. Когда же в разговор вступил его двойник, то выяснилось, что они прекрасно натренированы материться дуэтом, как некоторые дети, которые недавно пошли в школу, от старшаков узнали сразу все табуированные слова и решили подражать их классическому искусству.

«И это позапрошлогодняя модель!

Ёбаный в рот, сейчас-то заебись у них

трансмиссия новёхонькая, разгон вообще

шустрей на две секунды, пиздец».

«Мечтать не вредно, чё уж. А тут,

блядь, городской наш архитектор, тупая

сука, говорит мне: вы тут ебитесь как

хотите, а гражданам нужны велодорожки

и меньше выброс Це О Два».

«Пидрила ёбаная».

«Ну, бля! Я ему ответил, что

самолично, нахуй, перееду всех этих

граждан. Чё, блядь, охуели? Мужик

рождён, чтоб ездить на машине! Она же

как вторая, блядь, жена».

Мы доехали по превосходной дороге до поворота на ту самую паршивенькую трассу, по которой меня привезли вчера со Старых Болот. Повернули в сторону SZ, до которого, как услужливо подсказал бортовой компьютер, было восемьдесят километров. Часы показывали девятнадцать десятого. Лев сидел смирно, не отрывая глаз от приключений шкодливого красноголового дятла, но чуть-чуть наклоняя голову, когда взрослые обменивались репликами. Получалось, что каждую субботу ребёнку приходилось торчать тут, меж двух разбойничков, и слушать их недетские разговоры? Понимала ли сестра, кому она оставляет своего ненаглядного мальчугана? Почуяв мой взгляд, Лев повернулся и опять улыбнулся.

«Птифка фмефно футит. Только Мама футит фмефнее. Когда не груфтит».

«Включи-ка радио».

«А тебе без мамы не грустно?»

«Какую станцию?»

«Нет. На фамом деле она фо мною фаглядыфает ф дом феркал. Фот уфидите».

«Да хоть какую, блядь».

(Лес за окнами, если и нашёптывал что-то, был неслышен.) Несмотря на размеры, автомобиль двигался плавно, сонно, будто паря над асфальтом. Без малого два Капитана, сидящие впереди, нас не слышали и вроде даже не замечали. Радио завело печальную фортепианную мелодию, поверх неё зацвёл мурлыкающий голос.

«Мальчик смотрит: чёрный пароходик
Уплывает вдаль за горизонт,
Несмотря на ясную погоду,
Раскрывает дыма белый зонтик…»

Почёсывая зудящую бровь, в чьей растительности ночью был обезврежен комариный разведчик, я думал о Льве: в бездне внедорожника он был так мал и одинок, как отбившаяся от племени миктофида, не ведающая об опасностях глубоких вод; внутренний свет его никто, кроме меня, не замечал. Чем он был для своего отца? Практически бесполезным спиногрызом, которого разве что можно предъявить публике для подтверждения репутации хорошего семьянина. Наследником, что только позорит отца своей непохожестью и напоминает о возможных интрижках жены. Капитан наверняка и рад был бы избавиться от обузы, без сына он давно присмотрел бы себе обслугу помоложе, а уж с нынешней как-нибудь разобрался бы.

«Какая хорофая пефенка…»

«Не, ну это чё-то совсем какая-то слезливая хуйня».

«Мальчик думает: а я остался,
Снова не увижу дальних стран.
Ах, зачем меня не догадался
Взять с собою в море…»