Фистула

– к сожалению, некоторые интересы преследовать было сложнее, чем другие. Но вот однажды, в тот самый год, когда сестра поступила в университет и освободила нашу комнату, мой класс отмечал день рождения ученицы (пухлая скромняжка по кличке Мимоза, она через год забеременела), и всем на этом празднике созревания полагался кусочек торта. Решив удовлетворить одно из своих давних влечений, я выдумал себе больной живот и продемонстрировал ровно такую степень нежелания никого утруждать, что самый большой кусок торта положили в одноразовую пластиковую коробочку и отпустили меня с ним домой. Там я смог устроить небывалый эксперимент, которому сестра никогда бы не позволила состояться. Торт я спрятал в ящике письменного стола, за которым раньше мы по очереди делали уроки. Я не собирался его поглощать ни позднее вечером, ни даже на следующий день. Мне хотелось наблюдать за тем, что с ним будет происходить —

«…и теперь меня ффе мальфифки обфыфают педиком…»

– на протяжении нескольких месяцев я проводил своё на тот момент самое значительное исследование. Первые изменения коснулись верхнего слоя – лимонного желе. Сначала оно покрылось тонкой сахаристой плёнкой и немножечко вздулось. Затем в ряде мест по краям плёнка начала рваться, и потерявшая былую студенистость масса растеклась по поверхности жёлтого пенистого мусса и апельсинового бисквита. Я продолжал наблюдения. Первая плесень осторожничала. Небольшая серо-голубая колония обжилась в котловине осунувшегося желейного слоя. Кое-где на бисквите стали возникать племена белых точек, со временем они объединились в поселения и развели уже другую, мшисто-зелёную живность. Зелень распространилась по всему нижнему уровню и прекрасно распушилась. Тортик всё больше походил на недооформившегося лесного духа: сверху рыжеватая липкая масса с голубым цветком, в середине костяная белизна, а внизу шикарная шерстяная юбка, в которой завелись крохотные насекомые. Ежедневно перед сном я заглядывал в стол и вдыхал великолепные, тошнотворно-приторные фруктово-ванильные запахи. Чем интенсивнее скукоживался, оседал и населялся мелкой живностью мой исследовательский объект, тем больше мне казалось, что, открывая очередным вечером ящик, я как будто демонстрирую лабораторию чудес высокопоставленному гостю, эдакому другому мне. Гость восхищённо взирал на плод подростковых трудов, боготворил меня и мой талант, и иногда я даже позволял ему прикасаться к мягкой клейкой массе одним мизинцем, и потом мы вместе беззвучно смеялись от радости, которую может подарить только разделённая с кем-то тайна —

«…а ефё, когда наф уфитель утонул, ффе фтали про меня гадофти фептать…»

– возможно, если бы мой эксперимент завершился естественным образом, я бы когда-нибудь сумел его позабыть. Но случилось другое – как-то раз, придя домой, я обнаружил, что ящичек пуст, абсолютно пуст и безобразно чист. Это могла сделать лишь мать. Следующие дни я провёл в постоянном страхе, что сейчас она войдёт или позовёт меня и устроит изнурительный суд – наверняка же решила, что я (ёбаный остолоп, сраный идиот, мелкое ничтожество, нытик позорный) притащил кусок торта, позабыл про него и тот сгнил. Но мать так ни разу и не завела об этом разговор, была со мной строга не больше обычного. Если подумать, она стала гораздо реже оскорблять и наказывать меня с той поры, как из квартиры сбежала Ариадна. У меня возникло предположение, будто матери хотелось, чтобы я и после школы остался жить с ними или по крайней мере вернулся к ним после университета —

«Объясни, пожалуйста, что за гадости?»

– вдруг у неаккуратного посетителя кафе упал на кафель столовый нож, тяжёлый звон – ив камере-обскуре памяти сменилось изображение. Катушка времени быстро-быстро закрутилась назад, год, два – три. Родители спьяну сцепились между собой, мы с сестрой спрятались в засаде и пикнуть не смели. На кухне что-то упало, две минуты бесперебойного мата, толчок, стук. Мать выскочила в коридор, захлопнула кухонную дверь. Отец с двух ударов снёс дверь с петель. Сестра прошептала мне, что я ничего не должен бояться, она меня защитит. Мать завопила. Звон разбитого стекла – в коридоре всегда висело зеркало. Мать с каким-то восторгом закричала, что у неё идёт кровь. Отец позвал Ариадну. ИДИ СЮДА. Мать была без сознания, пришлось вызывать скорую. Её оставили в больнице: сотрясение мозга, перелом, порванное веко, застрявшие осколки, выкидыш —

«…. и теперь они футят, фто он фа мной придёт и меня утопит…»