Фистула

Горячее дыхание стало громче, жутче, хозяин комнаты зашевелился – какие-то подживотные звуки, потом бряцанье металла – цепь, но не одна цепь – цепи, но не две цепи – я нащупал дверную ручку, принялся трясти, стучать – и тогда зазвенели все цепи, и дыхание превратилось в хрипение, и раздалась кувалда хозяйского шага, и цепи поползли по земле, и кувалда ударила опять, и опять – я ничего не видел в темноте, я в панике стал ощупывать стену, стена была голой как сестра в его жирных ла пах, я дощупал до самого угла – Цепи звенели, и били кувалды копыт, и хрипящее дыхание обожгло меня – я вжался в стену, в самый угол – оно обнюхивало меня – двинулось, и заголосил цепной оркестр – горячий влажный воздух выдувало в моё испуганное лицо – даже стена была горячей – оно двинулось опять, стальной хор запел арию приближающейся гибели, и оно замммычало, замммычало, замммычало, замммычало – ММММММММММММММ – осторожный мутный свет загорелся со стороны правой стены – там, почти у самого потолка, имелось длинное узкое окно, и в нём возникли лица, множество лиц, они смотрели на меня и на него – ничего из моих снов, из моих воспоминаний или зеркальных видений не могло вызвать сравнимый по силе ужас, передо мной стояло не отражение и не призрак, а живое существо – это был чудовищный бык, пенисто-белый, с обрубленными рогами, неестественно крупный, пятнистый нос его был размером с мою голову, в тёмных глазах я не мог разглядеть зрачков, но разглядел единственное намерение – уродливые головы смотрели, смотрели на нас из окна, и Шестёрка, и Лев были там – бычье тело заковали в цепи, на скалистой ШЄЄ висело два стальных ошейника, металлическое кольцо охватывало тело посередине, на ноги были нацеплены кандалы, на ноги, на эти ноги – я увидел, что не все ноги у быка одинаковы, и закружилась голова – три его ноги были бычьими, а задняя левая – как будто моей, человеческой – голая человечья нога, непропорционально короткая, остававшаяся почти всё время в воздухе, – с трудом удерживая равновесие, я стоял и не мог отвести взгляд от его человечьей ноги, мог только расфокусировать, чтобы потом снова столкнуться со зрелищем грязной, кое-где кровоточащей, голой задранной конечности – человечья нога дёрнулась в воздухе, бык рванул ко мне – загремели цепи – зверь мотнул головой, обрубок рога проскользнул так близко – в нём кипела дикая ярость, он мммрычал с дикой хозяйской яростью – как хорошо я его понимал – он стремился только к тому, чтобы разорвать жертву, чтобы добиться страшной расплаты – как хорошо я его понимал, а больше я ничего не понимал, я как будто совсем перестал понимать мир и его знаки без посторонней помощи – цепи, цепи вбивали железо в мозг – я не услышал, как открылась дверь, я даже не сразу понял, зачем человеческие тела набросились на быка, зачем они били его по морде и по хребту, зачем он двинулся назад – и потом меня вывели из комнаты на свет, на свет множества гмммыкающих светлячков, и постепенно я стал различать всеобщий гаркающий захлёбистый гогот.

«Ну чё, шурин, впечатлился?! Охуеть же?! Это же ебануться, чего может добиться человек! Мы сами его создали, сечёшь?! Племенной бычок! Ебать, ну ты реально впечатлился, да? Давай, приходи в себя, нам пора на свет божий, блядь нахуй».

Как и после театра, за пиком ужаса наступила совершенная апатия – мне были безразличны эти лица, десятки гротескных рож – я смотрел только на исполнителя шутки – мне были безразличны их похлопывания по моим плечам, их подмигивания, их одобрительные кивки – на лице Льва не отражалось никаких эмоций – мне был безразличен этот смех – ни стыда, ни радости, ни грусти – мне были безразличны эти тёмные лабиринты, это мясо, коровы, кровь, вонь, шум – Льву было безразлично всё – я прислушался – я думал, что сейчас наступит тот самый момент, когда внутри меня должен раздаться новый звук, чтобы этот бык, эта жестокость и этот Лев были отмечены следующей нотой, – но я не слышал ничего – нет, почему-то я ничего не слышал – нас повели наверх – привели в первый зал, где мы сняли белые халаты, – чёрная щупленькая вроде бы женщина подбежала к нам, взялась опрыскивать ноги какой-то чистящей жидкостью, прошлась тряпкой по нашей обуви, по нашим штанам, вытирая старательно, нажимисто, доходя до паха, – мне повезло, что я не обмочился при встрече с быком, – повели по коридору – привели в комнату дежурного – Капитан расписался о нашем уходе – ворота открылись – «Пасифая» выпустила меня на волю.

Четыре тридцать три. Четыре тридцать три. Четыре тридцать четыре. Снова пошли часы. Когда мы сели в машину, я спросил, сколько сейчас времени. Капитан удивился – у меня что, нет телефона? Я ответил, что оставил телефон в рюкзаке (это не было ложью, он лежал там, отключенный ещё две недели назад). Семь пятьдесят одна.

В этот раз внутрисалонную перегородку подняли сразу же, мы со Львом остались наедине. Когда мы отъехали, я старался не смотреть на завод мальчик сразу решил со мной заговорить.