…Момент торжества, хотя и с опозданием, но все-таки настал. Печально, что дожили до него не все из тех троих, кто составлял художественное объединение ЛеСС. Один только Николай Силис. В августе 2015 года, т.е. в то самое время, когда я пишу эти строки, в Манеже открылась выставка зачинателей и творцов российского нонконформизма, на которой творчество Вадима Сидура представлено в максимально полном объеме, и вместе с работами Владимира Лемпорта и Николая Силиса дает зрителям адекватное представление о том, что зарождалось в знаменитом московском Подвале.
Символично, что выставка открылась именно в Манеже, где в свое время возбужденный Хрущев обрушил генсековский гнев на художественную элиту послевоенного искусства и обрек ее на долгие годы внутреннего подпольного существования или на вынужденную эмиграцию.
Но и в наше время произведения мастеров авангарда не находят себе покоя. Кого-то и чем-то они до такой степени раздражают, что воинственно настроенные граждане совершают подвиги вандализма, сосредоточив свой порыв в защиту православия и веры на работах Вадима Сидура и нанося им непоправимый ущерб. Сняты с экспозиции четыре произведения мастера: «Распятие», два «Снятия с креста», «Вскрытие после снятия с креста» – вместо этих вещей надпись на красной бумаге:
«Ввиду противоправных действий, работа пострадала. Приносим свои извинения».
Поразительно, до какой степени поднялся градус взаимной ненависти в нашем обществе. Казалось бы, вера должна учить толерантности к братьям своим, быть может, по мнению верующих, находящимся в заблуждении относительно нравственных норм, однако не приносящим никакого вреда окружающим. Во-первых, на эту выставку не обязательно ходить. Во-вторых, разрешается оставить свой возмущенный отзыв в книге «Отзывов и предложений» или избрать какую-нибудь другую словесную форму для выражения своего отношения к творчеству данных художников. Чем питается гнев этих варваров, уподобившихся темной толпе, которая громит кувалдой древние памятники в Сирии?
Кто его подогревает? И как с этим бороться?
Пора нам, однако, вернуться в мастерскую Вадима Сидура. Надо сказать, что Рудольф Мессбауэр на удивление быстро освоился в своеобразной атмосфере художественного ателье и нашел общий язык с его хозяевами и их друзьями. Он, не скупясь, покупал у художников произведения искусства – рисунки, графику и пластику небольшого формата, в основном Вадима Сидура. Так что вскоре у него образовалась коллекция работ русского авангарда. Художники, получая в руки валюту, что в советские времена считалось криминалом, были счастливы. На нее они покупали заграничные краски и кисти, а для себя кроссовки, джинсы и самую примитивную еду.
Мы тоже по временам, когда позволяла профессорская зарплата моего мужа, приобретали у Сидура, Силиса и Лемпорта полюбившиеся нам вещи – керамику, графику, они и по сей день украшают наше жилье и доставляют нам огромное удовольствие…
Между тем в тот вечер, когда мы впервые привели Рудольфа в этот, ставший впоследствии знаменитым, подвал, несмотря на позднее время, никто не собирался расходиться. На столе, покрытом газетой, появлялась колбаса и шпроты, принесенные кем-то из гостей, получавших все эти деликатесы в каком-нибудь закрытом распределителе, соленые огурцы, хлеб и водка. Однако же приоритетной закуской, несмотря на перечисленное мной разнообразие, оставалась хорошо отбитая о край стола вобла.
Атмосфера застолья сгущалась. Шум, гам, чоканье гранеными стаканами. Николай Силис, необычайно музыкальный, брал в руки гитару. Лились знакомые мелодии, и в душе происходил переворот, – действительность куда-то уплывала, и вместо водопроводных труб и низких сводов подвала нам открывались бесконечные дали и сияли голубые небеса. Мы были молоды, и нам еще хотелось всего. Начинались танцы, завязывались романы.
Наш Рудольф сиял. Черные глазки блестели. Легкими руками он на коленке отбивал такт, вторя гитаре. Жены и музы художников и гостей казались ему в тот вечер неотразимыми. Вскоре и он пустился с кем-то из прекрасных женщин в пляс.
Давно пора было отвозить Рудольфа в гостиницу, а его невозможно было вытащить из этого подвала. Наконец, нам все-таки удалось усадить его в такси. Смотрим – он надутый и мрачный.
– Рудольф, – спрашивает его мой муж, – у вас что, могло быть продолжение программы?
– Ну, да, – буркнул он и до самой гостиницы хранил сердитое молчание.
– Идиоты! – думаем мы про себя. – Пристали к нему со своей назойливой опекой. Он бы и без нас не пропал. Деньги у него есть. А недавно выученная им фраза «я тебья любилю» тоже могла бы пригодиться. В другой раз будем умнее.
Хорошо, что «другой раз» не замедлил представиться.