Читаем Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции полностью

…Они с Женей были в Доме творчества Малеевка зимой, и Женя пошла с компанией на лыжах. В это время у Изольда случился сердечный приступ. Кто-то из друзей кинулся вслед за Женей, и ее вернули к нему, но было уже поздно.

Яркий представитель эпохи «шестидесятников», Изольд был своего рода знаменитостью среди столичных интеллектуалов. Зверева называли не только одним из зачинателей прозы «новой волны», но и неповторимой личностью, – дружба с ним как бы давала вам право считаться «своими» в этом замкнутом кругу. Злостная гипертония, с которой в то время не умели эффективно бороться, унесла от нас Изольда Зверева, когда ему было всего лишь сорок лет, и таким он остался в нашей памяти – неугомонно остроумным, общительным, окруженным друзьями, обожающим свою «Женьку» и «Мурсючка», как называл он от избытка нежности их дочку Машу.

При жизни издавались его книги: «Ничего особенного», «Трамвайный закон», «Второе апреля», «В двух километрах от счастья».

Посмертный том сочинений Ильи Зверева «Защитник Седов» вышел с предисловием Б. Сарнова в 1990 го ду. Некоторые его произведения экранизировались, при жизни Изольда вышел фильм «Непридуманная история», после его смерти «Защитник Седов».

Вадим Сидур создал для своего друга надгробие – плакальщица из черного мрамора склонилась над могилой и застыла в вечном рыдании по безвременной смерти Изольда.

И второй памятник на Переделкинском кладбище здесь же, неподалеку. Он расположен на склоне холма, спускающегося к речке Сетунь, – пройдя мимо могилы Б.Пастернака и немного спустившись вниз, поверните немного вправо, и вы застынете в изумлении от представшего перед вами шедевра – надгробного памятника безутешному горю, вытесанного из белого камня. Крест как бы вдавлен в высокую человеческую фигуру со склоненной головой и в безнадежном жесте сцепленными руками, – это творение Сидура, быть может адресованное когда-то кому-то другому, ныне установлено на его собственной могиле.

Что за странный знак судьбы? И можем ли мы его разгадать?


Метафоричность выражения чувств у Вадима Сидура в его надгробиях достигает своего апогея: сконцентрированный образ горя, отчаяния, безнадежности и потрясенные зрители стремятся по-своему объяснить глубокий смысл его работ.

«Язык Вадима Сидура – от Бога, как слова «МЕНЕ», «ТЕКЕЛ», «ФАРЕС» – во время Вавилонского пира.

Язык этот огненный – лаконичен.

Ветхозаветная буквица, как птица, слетела со скрижалей переделкинской церкви Преображения Господня и, увеличенная в камне, раскрыла свою сущность: коленопреклоненную человеческую фигуру в печали на деревенском русском кладбище («Памятник Илье Звереву»)…

А на Новодевичьем – памятник другой (академику Варге) – буквица светлого гранита византийского начертания, полная тяжести и нежности.

Сестры тяжесть и нежность —Одинаковы ваши приметы, —(Осип Мандельштам)»,

так пишет в своем эссе о творениях Вадима Сидура Ноэми Гребнева, жена известного поэта и переводчика Наума Гребнева (1980 г., Москва)…

Ноэми Гребнева заключает свое эссе такими словами:

«…вещие знаки Сидура, вспыхнув, как новая галактика, – несут нам правду.

И, несмотря на трагизм мировоззрения Сидура, от мужественной их правдивости, от их свидетельства, – становится светлее и возможнее жить».

На могиле Е.С. Варги (1879—1979) на Новодевичьем кладбище – академика, известного экономиста, две белые фигуры – она и он. В скорбной позе склонились они друг к другу, оплакивая вечную разлуку. И никакого утешения нет.


Выжив после ранения, Вадим Сидур в тридцать семь лет «второй раз заглянул за пределы жизни» – как он говорит о перенесенном инфаркте. «А третий может наступить каждую минуту и быть последним. Я понял, что можно НЕ УСПЕТЬ!»

И потому он спешит сказать людям все, что накопилось у него в душе, надеясь на вдохновение и работоспособность и сетуя на быстротечность времени.

«Но главное, вероятно, так и останется невысказанным, это то таинственное, что составляет сущность искусства, когда автор с изумлением смотрит на свое творение, чувствуя себя подчас орудием в руках некоей высшей силы и сам удивляясь тому, что вышло из-под его рук» – к такому выводу приходит мастер в одном из своих интервью.

В 1989 году в немалой степени стараниями жены и музы Вадима Сидура, Юлии (ныне, увы, покойной), создан музей его имени – «Государственный музей Вадима Сидура», где собрано большое количество его работ. За свою короткую земную жизнь (1924—1986 гг.) В. Сидур создал столь обширное наследие – скульптуры, малая пластика, графика, проза, стихи, – что шагнул, выражаясь его словами, «за пределы жизни» – в бессмертие, став классиком ваяния ХХ столетия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное