Физрук-10: назад в СССР

Спорить с их сиятельствами я не стал. Ему виднее. От еды и выпивки меня клонило в сон. Хозяин вновь кликнул горничную и она показала мне, где можно принять ванную, выдала умывальные принадлежности и чистое белье. Когда я вышел из ванной, Аня проводила меня в спальню и… осталась. Похоже, гостеприимство их сиятельства не знало границ. Я не стал ни от чего отказываться и впервые за четыре года выспался. В шарашке будили в шесть утра, даже если ты полночи обсуждал с коллегами мировые проблемы. В гостях у Князя не было таких жестких правил. Я проснулся, когда уже не мог спать. Ани рядом не было, она хлопотала по-хозяйству. Умывшись, я вышел в столовую, где уже сидела Лида. На меня она старалась не смотреть.

Из чего я сделал вывод, что Трубецкой тоже не оставался минувшей ночью без женской ласки. Ну что ж, тот кто потакает чужим порокам, и сам не будет вести монашеский образ жизни. После обеда, когда до окончания увольнительной оставалось всего три часа, Князь велел мне собираться. Долго ли зэку собраться, только подпоясаться. Когда Аня проводила меня в прихожую, я уж было собрался выходить, как появился хозяин квартиры. Надел медвежью шубу и шапку, сунул ноги в подбитые мехом боты — ни дать ни взять — старорежимный барин. Мы вышли в подъезд, спустились на первый этаж. Вышли во двор. Там стоял солидный шестиместный «ЗИМ» темно-вишневого цвета. Возле него маялось трое парней. Один из них оказался охранником, который встречал меня в прихожей, остальные были похожи на него, как однояйцевые близнецы.

Бойцы открыли перед хозяином заднюю дверцу, то забрался внутрь и поманил меня за собой. Я уселся рядом. Охрана тоже заняла свои места. Лимузин выкатил в переулок и двинулся к Первой Мещанской. Траур по почившему вождю еще продолжался, но народ уже не застывал со скорбными лицами в направлении Кремля, а шагал по неотложным своим делам. Меня терзали собственные заботы, я опасался опоздания. «ЗИМ» выехал за Калужскую заставу и помчался быстрее. Своих часов у меня не было, но я поглядывал на часы на приборной панели роскошного по советским меркам автомобиля. На меня то накатывала волна глухого отчаяния, то из-под нее пробивался робкий росток надежды.

Особенно сильно мне пришлось понервничать, когда пришлось стоять на перекрестке, пропуская колонну военных машин. Когда мы свернули на улицу, ведущую к зданию Купеческого собрания, до рокового часа оставалось еще минут тридцать. Теперь-то уж точно успеем. Я расслабился, наслаждаясь последними минутами относительной свободы. Из этого блаженного состояния меня вырвало то, что водила вдруг резко затормозил. Лимузин развернулся поперек проезжей части и встал. Я глянул через плечо охранника в боковое окошко и почувствовал как у меня перехватывает дыхание. Я опоздал.

Глава 20

Князь кивнул и вся его охрана высыпала наружу. Вышел и я. Мне торопиться уже было некуда. Я теперь беглый зэк. И поди докажи операм, что не моя вина в том, что место моего заключения по неизвестным мне причинам прекратило существование. Да, ворота спецтюрьмы МГБ СССР, под названием «НИИ-300», оказались распахнуты настежь. На истоптанном сапогами и раздавленном протекторами мартовском снегу валялись какие-то бумажки и поломанные ящики.

Все это скорее напоминало следы панического бегства, чем — эвакуации. Я таких вот распахнутых ворот и раскиданных бумажек навидался в начале войны. Правда, тогда обычно вокруг еще и горело, ревели моторы и рвались снаряды. А здесь было тихо. Не считая вороньего карканья. Их светлость подошли ко мне. Остановился рядышком, вытащил из кармана своего дорогого пальто трубку, а из другого — кисет с табаком. Набил трубку, поджег табак спичкой, раскурил.

— Понимаю вас, Евграф Евграфович, — проговорил Трубецкой. — Сам в СЛОНе пятерик отмотал.

— Как бывший дворянин и офицер? — уточнил я.

— Как взломщик кассы на Балтийском вокзале. Неопытный был. Попался по глупому.

— Богатая у вас биография.

— Жаль только, что скоро она завершится.

— Моя еще скорее, если не явлюсь в ближайшее отделение милиции.

— Не торопитесь. Лед уже тронулся. Скоро пойдет трещинами. Пересидите в безопасном месте, а там попадете под амнистию и на свободу с чистой совестью.

— Под какую амнистию?

— В честь кончины отца народов.

— Как же я под нее попаду, если нахожусь в бегах?

— Это уже не ваша забота. Возвращайтесь в машину.

И я вернулся в салон «ЗИМа». Князь отвез меня на другую квартиру, где я и сидел сиднем до самого лета, пока мне не привезли справку об освобождении.

— И что же сталось с проектом «Башня»? — спросил я Третьяковского.

— Понятия не имею, но догадываюсь, что со смертью Сталина химера товарища Переведенского сдулась. Вполне возможно, что еще при жизни Хозяина под профессором шаталось кресло, ведь результатов наш «НИИ-300» не давал.

— А как же этот… излучатель Рюмина?