В коридоре застучали шаги. Дверь камеры отперли, на пороге возник строгий человек в напудренном парике, строгом, почти военном зеленом сюртуке, штанах и остроносых щегольских сапогах.
В руках он держал черную папку, чернильницу и перо.
Дверь снова заперли.
Посетитель брезгливо осмотрел нары, достал из кармана большой платок, постелил его и сел.
— Итак, подозреваемый, я являюсь следователем, прокурором и судьей города Лохенберг. Обращайтесь ко мне «господин судья» или «господин Засудирен». Кстати, я же буду вашим адвокатом.
— Ух, ты! — только и сказал прапорщик, а в его голове зазвучали слова из песни Высоцкого: «Обложили меня, обложили!..»
— Понимаю ваше недоверие, — Засудирен благо-душно закивал. — Но, смею вас заверить, что я окончил самую престижную академию права в королевстве и давал клятву следовать букве закона до конца, чего бы мне сие ни стоило.
«Взятку, что ли, вымогает?» — озадачился Палва-ныч, рассматривая законника.
Засудирен достал из папки лист бумаги, закинул ногу на ногу, расположил на колене папку. Получился стол. Потом законник открыл чернильницу, поставил ее на лежак.
— Приступим к дознанию. Сейчас вы говорите со следователем. Как вас зовут?
— Пауль.
Засудирен записал имя.
— Скажите, Пауль, телега, горшечный груз, две лошади и конь гнедой масти принадлежат вам?
— Утром принадлежали, — зло ответил Палва-ныч. — А сейчас не знаю.
Следователь быстро заскрипел пером по бумаге, после каждого вопроса стреляя в прапорщика взглядом, полным подозрений.
— Вы знакомы с человеком, признавшим в гнедом коне свою собственность?
— Нет.
— Вы утверждаете, что не угоняли у него означенного выше коня пять дней назад?
— Нет. То есть да, утверждаю. Не угонял.
— Мы только начали, а вы уже путаетесь в показаниях, — следователь аж причмокнул. — Как зовут вашего коня?
— Засудирен .
— Что?!
— Ой, извините, господин Засудирен. Господин Засудирен, относится ли кличка моего коня к делу?
— Ах, вы вот о чем… А я подумал, у нас будет статья об оскорблении должностного лица при исполнении. Кличка весьма важна, подозреваемый Пауль. Если в ходе следственного эксперимента конь отзовется на кличку, которую вы сейчас назовете, то сие будет косвенным доказательством вашей невиновности.
— Гнедок.
— Очень хорошо! — законник застрочил еще бойчее. — Перечислите какие-нибудь особые приметы вашего коня.
— Ох, е! — Палваныч зачесал плешь. — Никаких.
Конь — он и есть конь.
Засудирен даже кончик языка высунул, стенографируя показания подозреваемого.
— Последний вопрос следствия. Где вы взяли сего коня?
— Купил.
— Где?
— Дома, на рынке.
— Где вы живете?
В мозгу прапорщика проснулась военная подозрительность: «Вот он к чему ведет! Развлекался… Хочет узнать местоположение нашего полка и, соответственно, ракетного объекта!»
— Российская Федерация, Московская область, а остальное, шпион недодушенный, я тебе не скажу.
У Засудирена аж перо сломалось.
— Кто шпион? Ты как, морда, обратился к лицу, обличенному законной властью? И что это за село такое, с непроизносимым названием?
— Сам ты село, — буркнул Палваныч, грустно глядя в пол, и вдруг ожил. — И вообще, я требую адвоката! Мне нужен адвокат!!!
— Я вас слушаю, — сказал Засудирен самым заинтересованным и сострадательным тоном на свете. — Доверьтесь мне. Следствие на вас давило?
— Еще как!
— Вы старались сотрудничать с ним максимально честно?
— Ну, старался…
— А сугубо между нами… — законник весь подался к прапорщику. — Для выбора стиля построения защиты… Только тихо… Конь краденый?
— Краденый.
— Ага! Вот вы и раскололись! — завопил законник, выхватывая из-за пазухи новое перо.
— А как же это… адвокат?! — растерялся прапорщик.
— Какой адвокат? — захлопал глазами Засуди-рен. — Суд вам пока не назначал адвоката. Сейчас с вами работает следствие.
— Ну, ни хрена себе, беспредел! — шлепнул себя по лбу Палваныч.
— Вот что у нас с вами, Пауль, получается. Пострадавший показал, что имя коня — Быстрочерезполеперебегауссфельдпфердхен. На кличку животина среагировала. Когда ее позвал пострадавший — прибежала. Никаких дополнительных воздействий, кроме называния клички, не производилось. Вот протокол, подписанный свидетелями, — законник вытащил из папки исписанные ровным почерком бумажки и помахал ими. — Далее. Пострадавший перечислил особые приметы: маленькое тавро возле правого переднего копыта, шрам над левым глазом и умение плясать по словесному приказу: «Теща умерла!» Все это конь блестяще продемонстрировал. Особенно последнее. Протоколы тут же. Отпираться нет смысла, да вы и не отрицаете того, что врете. Признайтесь письменно, Пауль, и дело пойдет в суд.
Засудирен гордился собой.
А Дубовых злился на себя, как после некогда проваленного экзамена в кадетское училище.
— Сколько мне светит?
— За коня-то? Три года каторги или отсечение руки.
Прапорщик был потрясен. Он медленно встал, протягивая не отсеченную пока руку к перу. Законник отдал. Палваныч вдруг резко прихватил Засудирена за тонкую аристократическую шею, развернул и прижал к себе. Приблизил к его глазу острый кончик пера.
— Не двигайся, если зенки дороги. Подтащил заложника к двери, постучал ногой.