Флакон чувств

Он распахнул окно настежь – из темнеющей улицы, впрочем, свет на ней все еще лежал в изобилии, в комнату вспорхнул мотылек, ведомый мизерным желанием или смыслом жизни приблизиться к свету. Беззвучное порхание крыльев неровными кругами носило невесомое тельце насекомого вокруг дешевой люстры с тремя желтыми лампочками. Эдмунд внимательно улавливал каждое движение букашки, а когда та, опалив крылья, свалилась на пол осенним листом, Флоренс поднял ее и выбросил в окно на свежий воздух.

– Счастье чувствовать, – начал тот, устало присев на кровать рядом с девушкой, – что ты не один в этом мире, что есть еще, как минимум, одна какая-нибудь жизнь в пределах этих четырех стен, которая борется и не сдается, настойчиво идет к концу, будь то мотылек или затаившийся убийца. Каждый преследует неведомую цель: какую – никому не понять, даже тем, кто их преследует. Мы зародились из неведомо чего – из какого взрыва, из какой пустоты? – и для неведомо чего, мы сами конструируем смысл, потому как только в том есть не бездумное порхание вокруг лампочки-солнца. Эбигейл, ради чего я настырно боролся? Бился о лампочки, обжигался и взлетал вновь? Но ты не знаешь, можешь не отвечать…

– Но я могу рассказать тебе о собственных целях. Тебе на долю выпала огромная возможность начать жизнь с начала. Взять за те дела, за которые не мог тогда, потому что…

– А я не считаю свое горе благодатью. Да кто я теперь?

Он поднялся. На кровати сохранилась небольшая вмятина. Покрывало измялось. Громкие шаги возобновились.

– Нет! Это просто невозможно! – Вновь спохватился тот, театрально выдирая короткие волосы из головы и принимаясь расхаживать подобно изголодавшейся большой кошке, запертой в клетке. – Я ненавижу его! Ненавижу! Как можно было перепутать непойми кого с родной…

– Но я же не виновата в этой ошибке! – Неожиданно вспылила Эбигейл приподнявшись. Однако, ярость ее в мгновение перешла в стыдливость.

Порыв женской злобы прервал Эдмунда, тот посмотрел на девушку со стороны так, будто тому нагло врали в лицо, надеясь хоть так спасти дряхлую шкурку подлеца.

– Да кто вы вообще такая? – Возмущенно прошипел тот.

– Вы хотели со мной познакомиться.

– Господи, да что вы заладили одно и тоже? Сломанный граммофон. Выдайте уже что-то новенькое!

– Вы мне не безразличны. Мне кажется, что я могу вам помочь, хотя бы на первых порах.

– Ну, хоть что-то, уже лучше.

Он, обессиленно плюхнулся на кровать рядом с девушкой так, что та чуть-чуть подскочила. Предчувствуя приближающуюся к точке кипения мужскую злобу, Эбигейл побледнела настолько, что, если бы ее лицо покрыли бы черными точками, то кожа ее запросто сошла бы за космос, только неправильный, перевернутый вверх дном, в котором звезды испускают мрак, борющийся с пространством цвета молока. Она мысленно уверяла себя в собственной безопасности, зная, что ничему плохому случится не под силу, что приспешник кровожадного гения только она. Когда-то она делились с подружкой-коллегой собственными выводами: человеческое существо тяжело предсказуемо – всплески неконтролируемой агрессии способны разрушительной волной задеть невиновных окружающих. Ярость застилает взор омерзительной блевотой, от которой только сильнее тошнит, и не обладает ни каплей человечности. Она возникает в виде защиты, переквалифицирующейся в нападение, разрывающее как физически, так и духовно. Грани самообладания тоньше только что образовавшихся на озере ледяных корочек, а ярость обладает эффектом привыкания, как наркотик. Вот оттуда и произрастает жажда к убийствам и насилию. Умение контролировать эмоции – дар. Во всем, даже в любви, необходимо оставаться умеренным, ведь любое чувство есть одновременно и лекарство, и погибель.

Пересилив страх, Эбигейл подняла опущенную голову: рядом, справа, буквально в нескольких дециметрах, сидел мужчина, – чистое полотно – из которого она могла создать романтика, о котором мечтает с детства каждая девушка до столкновений с первыми разочарованиями, однако мозг не покидала одна истина: чем больше она вкладывает собственных идеализированных качеств в эту мужскую голову, тем сильнее у нее самой же будет развиваться материнские чувства, которые затем же и передавят ей горло ногой. Чувство превосходства, доминирования безудержно прогрессирует во время воспитания, выталкивая пинком, к чертикам, истинную любовь между мужчиной и женщиной, которые окрашивают свои черно-белые поля души в краски тесной близости тел ночью или ранним утром, когда солнышко первыми лучами ласкающе заглядывает в окно и нагло распускает светлые щупальца по одеялам, подушкам и коже, тормоша сладкий сон, из которого не хочется выбираться.

Она признала в подопытном того самого мальчишку из полузабытого детства, в которого однажды влюбилась, и с каждой секундой все больше и больше уверяла себя в том, чтобы через время ужиться с той мыслью и по-настоящему признать его, позабыв о предшествующих сомнениях.

– Надо проветриться. Мне нужен свежий воздух.