Читаем Фламенка полностью

Благословившим друг за дружкой

Его с хозяином. Взойдя

На хоры, все вокруг крестя,

Взял бревиарий {113} Никола

(Где мудрость собрана была

Евангелий, псалмов, молений,

Стихир, припевов, поучений),

Благословенье им даруя

2560 Фламенке; и при поцелуе

Гильем сквозь щель, куда войдет

Мизинец лишь, заметил рот,

Что нежен был, и мал, и ал.

Амор изысканный внушал

Не унывать, ведь в этот миг

Он гавани благой достиг,

Притом не веря, что за год

Добьется этаких щедрот

От той, что зренье красотою

2570 Утешила; а ум мечтою.

Когда на хоры Никола

Вернулся, занята была

Гильема мысль одной интригой:

Как завладеть желанной книгой.

"Друг, - начал он, - месяцеслова

И святцев {114} нет ли в ней? Какого

Июня Троица - из дат

Существеннейшая для трат {115}?"

- "Да, есть", - тот книгу подает.

2580 Гильем же лунных фаз расчет

Или эпакту {116} не стремится

Узнать: листает он страницы,

Желая все, ради одной,

Исцеловать, когда б такой

Порыв от всех остался таен,

Ведь рядом с ним сидел хозяин.

Но мысль пустил он к цели кружно:

"Сперва других наставить нужно,

Чтоб быть наставлену потом".

2590 И говорит: "Каким стихом

Благословлять здесь повелось

Мирян? Из псалтыря, небось?"

- "Да, так, сеньор, и только что

Я сделал так", - и пальцем то

Отметил место он. Молиться

Гильем немедля стал, страницу

Целуя много сотен раз.

Казалось, без помех сейчас

Весь мир в своей он держит власти,

2600 И раздели он на две части

Так зренье, чтоб глаза от щели

Не отрывались и глядели

Внутрь книги, то-то было б славно

И было так. Средь этих явно

Грез пребывал он, и беда

Внезапно грянула, когда

В слух Ite, missa estm вошло:

Как это было тяжело.

Выходит н'Арчимбаут, не глядя

2610 На тех, кто рядом с ним и сзади,

Не дав присесть иль помолиться

Фламенке; также и девицы,

Ей преданные, торопливы.

Напомню, что они красивы,

И для замужества их нет

Помех - меньшой пятнадцать лет.

Ушли. Гильем, оставшись, ждет

Священника, чтоб кончил тот

Полуденной молитвы чтенье,

2620 И с ним, тотчас по эавершеньи

Ее, вступает в разговор:

"Мне дар, который я, сеньор,

Мечтал от вас, когда приеду,

Иметь, дадите вы, к обеду

Пожаловав. И впредь, - любезник

Прибавил, - вы наш сотрапезник".

- "Согласье принесет, - изрек

Хозяин, - вам немалый прок".

Священник же и сам приятных

2630 Компаний, собранных из знатных

Особ, ценитель был всегда

И, помолчав, ответил да.

Гильем благодарит сердечно

Его, а он Гильема встречно.

Втроем в гостиницу идут,

Где ждет их трапеза; до блюд

На сей раз я не любопытен,

Хоть вкусен был обед и сытен.

Но вот стол чист, и, словно нем,

2640 Двух слов не вымолвит Гильем.

Знать, мысль его далеко бродит.

Поднявшись с места, переходит

Он в комнату, чтоб отдохнуть

И взором к башне той прильнуть.

Его постель была готова,

И, рассмотрев всю башню снова,

И комнату, и залу, он

Прилег и погрузился в сон,

И все пересмотрел во сне,

2650 Что уместилось в этом дне.

Поднялся поздно он с постели.

Хозяин хочет, чтоб успели

Придти священник с Никола.

Что верность качеством была

Отца Жюстина, всем известно.

Гильем сказал ему любезно:

"Сеньор, неужто всякий раз

К столу вас приглашать? У нас

Вы гость на целый день сегодня".

2660 - "Согласен, коль вам так угодней".

Обычай мест блюдя, в дни Пасхи

Там норовил затеять пляски,

Поужинав, иль хоровод

Развеселившийся народ.

Деревья майские сажали {118}

В ту ночь, звенели смехом дали.

Гильем с хозяином стояли

Средь сада: в городском квартале

Звучало пение кансон,

2670 С окраин птичий перезвон

Летел из-под листвы зеленой.

Знать, сердцем огрубел влюбленный,

Коль звукам тем не удалось

Разбить его, пройти насквозь,

И нанесенные любовью

Рубцы не засочились кровью.

Закрылись заполночь дома.

Хозяин тонок был весьма

И молвил: "В это время все

2680 Домой уходят: по росе

Не погуляешь беззаботно".

Гильем вернулся неохотно

К себе и лег в постель, где днем

Он отдыхал; глубоким сном

Объята свита; и с собой

Вступает он в нелегкий бой,

Не раз шепча: "Амор, Амор!

Надежды нет, коль до сих пор

Подмога ваша не поспела.

2690 Скорее отправьте к сердцу тело,

Их вместе в башне хороня,

Иль потеряете меня.

Без сердца человек мертвец,

Так вот: займетесь, наконец,

Вы мной, иль быть должны готовы

Дурить влюбленного другого,

А я уйду: куда? не знаю!

Как все, к неведомому краю,

Узнать, дана ль такая вам

2700 Власть, как на этом свете, там.

Не ждите моего возврата

За утешеньем: не отрада

Моя вы, но беда, увы.

О дама Милосердье, вы

Спасеньем прежде были скорым.

Иль не при вас в меня Амором

Был пущен и вонзился дрот,

Что, сердце распаляя, жжет?

Знать, наконечник был отравлен.

2710 В два места ранен я: направлен

В глаза и в уши был ужал,

Что мукою моею стал.

Быть надо лучником умелым,

Чтоб точным так владеть прицелом

И чтоб застряло в жертве, чье

Он сердце выбрал, острие:

Ранений не видны места,

Поверхность гладка и чиста,

Как будто здесь стрелы иль дрота

2720 Не пролетало. Оттого-то

Боль раненого не томит,

Но силы он и аппетит

Теряет с той поры, и сон.

И выздровеет ныне он,

Лишь коль засевший в сердце дрот

Амор в предмет любви метнет

Из состраданья, при условье,

Что с той же силою; здоровье

Вернется к раненым обоим,

2730 Коль будет свидеться дано им.

Страсть раненого сладит с мукой

Другого, сердце им порукой,

Ибо не быть ему в покое,

Пока не поразит другое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия