Flamma

«О чем ты?»
— Мило удивилась та в ответ.
«Я счастлива, претензий к тебе нет.
Но мне не терпится красою похваляться,
Давай-ка мы с тобой прощаться».

Губы девушки, ранее бывшей змеей, снова зашевелились:

«Как знаешь»
— Отвечала та и стала удаляться,
Да уходя, вдруг грустно молвила себе под нос:
«Недолго тебе счастьем наслаждаться»
— И ускоряя шаг, ушла за покос.

На середину сцены снова вышел поясняющий артист.

— А дело было вот в чем, — сказал он, и изображение на полотне, словно рассыпавшись на десятки составляющих, в мгновение ока собралось в новую, поражающую своей живостью, картину, как и прежде полностью совпадавшую со словами актеров.

— Жил на свете злобный маг,
Влюбиться он не мог никак.
Красавицы ж над ним смеялись,
А иногда так даже издевались,

— говорил один из находившихся на подмостках артистов.

— И ненависть взыграла в нем, — подхватывал его слова другой. А на полотне тем временем успело появиться изображение действительно страшной и с виду очень вредной рожи. Соответствующий же гнусавый голос повторяемый движением кривых губ произнес:

«Красы то много, чувств же никаких».
— Озлобился тогда колдун на них.
И стал пути для мести изыскать,
Да план подлейший измышлять,
Как же красавиц гордых наказать,

— рассказывал зрителям один из артистов.

— И повезло ж однажды колдуну!
Нашел у женщин слабину:
Желанье увеличить свою красоту.
Да стал давить на слабость эту.
Он, обратившийся змеей,
Подполз к красавице такой,
Что кажется: «Чего еще желать?»,
И стал ту девицу прельщать.
Слова красиво говорил,
Да взглядом соблазнял,
И в дар принять он умолял
То, что на самом деле отнял,

— продолжал рассказ коллеги второй актер.

— Глупышка змейкою стать возжелала
И красоту бедняжка потеряла.

Двое артистов едва успевали озвучивать происходившие на полотне метаморфозы.

— А колдуну то мало: помнит, как его дразнили.
«Избавишься тогда лишь от проклятья ты,
Когда понравиться безмерно в облике змеи
Ты девушке сумеешь, и исполнишь те ее мечты,
Что так недавно и тебя саму сгубили».

Гнусавая реплика колдуна, несмотря на серьезность ее содержания, заставила зрителей улыбнуться, а повествование тем временем продолжалось:

— Но вот и колдуна давно уже не стало,
А проклятье действовать не перестало.
— Красавицы прекрасней стать мечтают,
Друг дружку в змеек превращают,

— с поучающе-грустным видом резюмировали актеры этот отрезок спектакля. И изображение колдуна на полотне стало стираться, уступая место картинам уже виденным ранее, а именно деревеньке и ползущей к ней змее.

— Но наша девушка того не знала
И радостно к деревне подползала.
Да вот беда. Кричат все и бегут,
Не узнают ее и палкой бьют.
На силу змейка хвостик унесла,
С трудом осталася она цела,

— вернулись актеры к судьбе главной героини спектакля.

— Легла змея под старенький дубок,
Оправилась от потрясения чуток,
И стала размышлять:
«Как так?
Почто мне деревенский люд не рад?
Того я не пойму никак,
Как будто страшный я какой-то гад.
Вот шкурка, глазки, зубки, язычок…
Ах! Так значит это мне не впрок.
На что я внешность променяла?»
Все поняла она и зарыдала,

— грустно молвил актер со сцены, а его партнер, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Рыданьем горю не помочь,
К тому же наступила ночь.