Флэшмен на острие удара

– Условия? – вскидывается Якуб. – Тебе доводилось заключать договор с волком, английский? Когда два года назад эта мразь Перовский привел своих солдат и большие пушки под мой город Ак-Мечеть, вторгшись на нашу землю, имея предлог не больший, чем желание присвоить себе нашу землю, что сказал он Магомеду-Вали, правившему в мое отсутствие? – Голос его по-прежнему звучал ровно, но глаза сверкали. – Он сказал: «Россия пришла не на день, не на год, а навсегда». Вот и все его условия. А когда люди Вали стали оборонять город – даже женщины и дети бросали со стен лепешки kissiaks[148] – и держались до тех пор, пока у них не закончилась еда и порох, а оружие и стены были сломаны, и в их руках осталась только цитадель, Вали сказал: «Хватит, мы сдаемся». А Перовский порвал предложение о сдаче и заявил: «Мы возьмем цитадель на штык». И взял. Двести наших были расстреляны картечью, от мала до велика. Вот честь русского солдата, вот мир, который несет Белый Царь.[149]

– Моя жена и дети погибли там, в Белой Мечети, – говорит Сагиб-хан. – Они даже не знали, кто такие русские. Мой маленький сын хлопал в ладоши перед битвой, видя столько красивых мундиров и пушки, выстроенные в ряд.

Снова повисла тишина, и я не знал, как быть, пока Якуб-бек не сказал:

– Как видишь, условий быть не может. Тех из нас, кого не убьют, они сделают рабами – так было сказано. Они сметут нас отсюда, от Персии до Балхаша, и вообще из под свода небес. Как нам остановить их? Две зимы тому я привел под Ак-Мечеть семь тысяч, и нас прогнали. Я привел вдвое больше, и видел, как гибнут мои тысячи. Русские потеряли восемнадцать человек. О, если бы бой шел сабля на саблю, конь на коня, человек на человека, я бы не боялся… но что могут сделать конники против их пушек и винтовок?

– Драться, – пробурчал Кутебар. – Раз уж нас ждет последний бой, надо, что чтоб они его навсегда запомнили. Месяц, говоришь? Этого времени хватит, чтобы хвостатый бунчук[150] проделал путь до Кашгара и обратно: мы поднимем всех воинов ислама от Тургая до Убийцы Индусов[151], и от Хорасана до пустыни Тарм. – Голос его поднялся почти до крика. – Когда китайцы резали калмыков в древние времена, какой ответ дан был верным сердцам: «Обратись на восток, на запад, на север, на юг – везде найдешь киргизов». Почему должны мы сдаться кучке чужеземцев? У них есть оружие, есть кони – но то же самое есть и нас. Если эти неверные приведут тысячи, то разве нет у нас Великой Орды дальних степей, нет народа Небесного Волка[152], чтобы поддержать наш джихад[153]? Может статься, мы не победим, но клянусь Аллахом, дадим им понять, что призраки Тимура и Чингиз-хана до сих пор скачут по этим равнинам! Мы отметим каждый шаг по Сырдарье трупами русских! Мы заставим их заплатить за нашу землю такую цену, что царю в пору будет схватиться за голову в своем кремлевском дворце!

– Как гласит пословица, – вмешался Сагиб-хан, – «Биться, пока ствол ружья не слетел с ложа и не сломан клинок». Вот все, что остается нам, Якуб.

Якуб-бек вздохнул, потом улыбнулся мне. Это был один из энергичных проходимцев, неспособных предаваться унынию долее, чем на миг.

– Может, и так. Если нас одолеют, я этого уже не увижу – сложу свои косточки где-нибудь под Ак-Мечетью. Не стоит объяснять тебе, Флэшмен-багадур – здесь, на Сырдарье, мы способны задержать их лишь на короткое время. Твои красные солдаты могут отомстить за нас, но нам может помочь один Аллах.

– А у него есть привычка становиться на сторону победителя, то есть нам рассчитывать не на что, – говорит Кутебар. – Ладно, меня в раю уже давно дожидаются. Пусть дорога туда окажется для меня короткой и кровавой.

Впервые за все время заговорила дочь Ко Дали, и я поразился, какой высокий и в то же время хрипловатый у нее голос – при его звуке мысли устремлялись к атласным французским диванам, опущенным шторам и стенам с розовыми обоями. Она теперь лежала ниц, почесывая котенку животик и обращалась будто бы к нему.

– Слышишь их, моя тигрица, слышишь этих сильных мужчин? Как наслаждаются они своим отчаянием! Они перечисляют трудности и находят их неодолимыми, и поскольку воевать им гораздо проще, чем думать, они прячут лицо глупости под маской покорности и произносят устрашающие речи. – Ее голос возвысился в гротескной пародии. – «Клянусь потрохами Рустама, мы им такой бой дадим, что век помнить будут! Принеси-ка мой скимитар, Джамал, он где-то в дровах валяется. Да, это будет знатное побоище, и если судьба нам отправиться к Иблису – да убережет Господь отважных! – мы хотя бы падем как мужчины. Эйвалла, братья, такова воля Аллаха – сделаем все, что в наших силах». Вот как говорят мудрые воины, моя лохматая сестренка – вот почему женщины плачут, а детям нечего есть. Но ты не бойся – когда русские перебьют их всех, найду себе сильного, большого казака, а тебе подберем доброго русского котика, и будет у нас не жизнь, а мед, молоко и апельсины.

Якуб едва сдерживал смех и жестом остановил сердитый рык Кутебара.