Тем не менее Уилер увидел смысл в моем предложении и решил, что я вместе с Муром должны будем отправиться на встречу с Нана-сагибом и лично послушать, что он нам скажет. Слава богу, что он выбрал меня — как правило, я без особой охоты сую голову в пасть льву — даже под белым флагом перемирия — но именно в этих переговорах я намеревался участвовать лично. Я не хотел, чтобы что-либо помешало нашей сдаче — ибо если я хоть что-то понимал в этом деле, то все шло именно к ней. И тем не менее репутация моя должна была остаться на высоте.
В полдень Мура и меня под эскортом провели через позиции мятежников, причем миссис Джекобс в своем
Печально известный Нана-сагиб ожидал нас перед большим шатром, разбитым под сенью рощи, с кучей слуг и прихлебателей, толпящихся вокруг, и несколькими гвардейцами-маратхи, в нагрудниках и шлемах, стоящих по обоим краям большого афганского ковра, раскинутого перед его креслом. При виде этого ковра меня передернуло — он до боли напомнил мне тот, на котором Макнотена в Кабуле схватили и изрубили в куски при весьма сходных обстоятельствах. Так или иначе, мы с Муром расправили плечи и гордо вскинули головы, как и подобало британцам в присутствии мятежных черномазых, которые могут вот-вот наброситься даже на послов.
Сам Нана был расплывшимся толстомордым мерзавцем с вьющимися усами и бородкой, держался он очень надменно — таких называют
Начал же разговор сам Азимула-Хан, высокий, светлокожий красавчик, одетый в затканный золотом халат и тюрбан с драгоценным аграфом. Он, улыбаясь, ступил вперед по ковру, протягивая руку. Мур тотчас же заложил руки за спину, а я сунул большие пальцы за пояс. Заметив это, Азимула-Хан улыбнулся еще шире и грациозным жестом убрал руку — сам Руди Штарнберг не смог бы сделать это лучше. Я назвал наши имена и он широко распахнул глаза от удивления.
— Полковник Флэшмен! Настоящая честь для нас! Я всегда сожалел о том, что нам не удалось встретиться в Крыму, — сказал он, блестя зубами, — а как поживает мой старый друг, мистер Уильям Говард Рассел?
[158]Настал мой черед недоуменно вытаращиться; я и не знал, что этому Азимуле довелось попутешествовать; он не хуже меня владел английским и французским, исполнял дипломатическую миссию в Лондоне — и в то же время успел пробежаться по глупым женщинам нашего высшего света, словно дикий жеребец. Обаятельный умный политик, цивилизованный облик которого удачно маскировал его змеиную сущность; он же, кстати, служил переводчиком для Нана, который не говорил по-английски. [XXX*]
Я очень холодно сказал Азимуле, что мы прибыли, выслушать предложение его хозяина. На что он кивнул, разводя руками.
— Конечно, джентльмены, это весьма печальное дело и никто не огорчен этим более, чем его высочество, что и послужило причиной отправки им письма генералу Уилеру, в надежде, что нам удастся положить конец кровопролитию…
Мур перебил его, заметив, что весьма печально также, что принц не прислал свое письмо ранее или, тем более, не сохранил верность британцам в начале восстания. Азимула-Хан лишь усмехнулся.
— Но мы ведь не говорим о политике, не правда ли, капитан Мур? Мы рассматриваем военные реалии — которые состоят в том, что ваше доблестное сопротивление, так или иначе, подходит к концу. Его высочеству претит сама мысль о бессмысленном кровопролитии; он желает, если вы согласны оставить в покое Канпур, разрешить вашему гарнизону покинуть укрепление с воинскими почестями; вы получите необходимое продовольствие и соответствующие условия для ваших женщин и детей (о которых его высочество проявляет особую заботу) и возможность уйти в Аллахабад. По-моему, это достаточно щедрое предложение.