Флэшмен в Большой игре

И тем не менее они умели воевать; меня поражало, как Роуботему удалось так сбить отряд менее, чем за месяц (и откуда у него взялись к этому способности), но когда на следующий день они планировали дальнейший марш, то делали это на удивление искусно: с разъездами на флангах и разведчиками, двадцатифунтовыми мешками с фуражом на седле у каждого, а оружие и все металлические части амуниции были обмотаны тряпьем, так чтобы ни одна железка не звякнула и даже кожаные башмаки для того, чтобы ночью приглушить стук лошадиных копыт, были заботливо приторочены сзади. Даже казаки Пенчерьевского и охотники за скальпами Кастера не могли бы выглядеть более браво, чем этот сборный отряд из клерков и прочего сброда, которых Роуботем вел в Канпур.

Мы подходили к городу с востока и, поскольку армия пандисконцентрировалась вокруг укрепления Уилера и в жилых кварталах, мы приблизились к Канпуру на расстояние двух-трех миль, а затем Роуботем приказал залечь в лесу и ожидать, пока стемнеет. Кстати, перед этим мы наткнулись в рощице на пикет мятежников, убив двух из них, а еще троих взяли в плен — только для того, чтобы повесить. Еще двух бродяг поймали несколько позже и, поскольку рядом не было подходящих деревьев, достойный Роуботем и риссалдарпросто отсекли им головы. Сикх разделался со своей жертвой одним ударом; а Роуботему понадобилось три — он не слишком-то ловко владел саблей. Так что общее число жертв, по данным Чизмена, достигло пока девяноста трех.

Мы пролежали в духоте леса до конца дня, изнемогая от зноя и прислушиваясь к непрерывному гулу канонады; единственным утешением нам служили слаженные артиллерийские залпы, указывающие на то, что канониры Уилера отлично справляются со своим делом и пока не ощущают недостатка в порохе и снарядах. Выстрелы продолжались и после захода солнца, а один из сикхов, подобравшийся к траншеям менее чем на четверть мили, доложил, что слышал, как британские караульные четко, как часы, выкрикивают свое: «Все спокойно!»

Около двух часов утра Роуботем собрал нас и отдал свои приказы.

— Путь на Аллахабадскую дорогу свободен, — сказал он, — но прежде чем мы достигнем ее, должно принять немного вправо, чтобы выйти на нее за позициями пушек мятежников, не далее чем в полумиле от британских траншей. Ровно в четыре я выпущу ракету, по которой мы выскакиваем из укрытия и изо всех сил скачем к укреплению; часовые, увидев ракету, пропустят нас. Пароль — «Британия». А теперь запомните, ради собственной жизни, что наша цель находится слева от церкви, так что во время движения держитесь так, чтобы ее шпиль был чуть впереди и справа от вас. Наш путь будет проходить мимо беговой дорожки через поле для крикета…

— О! — воскликнул кто-то, — тогда нужно остерегаться крикетных калиток.

— …а затем нам придется заставить наших лошадей преодолеть траншейный бруствер, высота которого составляет около четырех футов. Ну, а теперь — Боже, благослови нас и дай нам встретиться снова — в английском лагере или на небесах!

Должен отметить, что подобные благочестивые напоминания о том, что все мы смертны, мне особенно нравятся. Пока они обнимались и пожимали друг другу руки в темноте, я прошептал Ильдериму, что он любой ценой должен держаться рядом со мной. От испуга я впал в свое обычное полуобморочное состояние и мне отнюдь не прибавилось бодрости, когда мы выехали на опушку леса и кто-то рядом прошептал:

— Эй, Джинкс, который час?

— Десять минут четвертого, — ответил Джинкс, — доброго солнечного утра двадцать второго июня — и будем надеяться на Бога, что нам удастся дожить до двадцать третьего.

Двадцать третьего июня; я вспомнил эту дату — как будто вдруг перенесся в просторную, обшитую панелями комнату Балморала, и как тогда сказал Пам «…империя падет через сто лет после битвы у Плесси… двадцать третьего июня следующего года». Клянусь святым Георгом — да это же знамение! Все вокруг было погружено во мрак, слышался только глухой перестук копыт; я стиснул поводья в потных ладонях, изо всех сил впиваясь взглядом в зыбкий темный силуэт всадника, скачущего впереди. Когда мы остановились, раздался тихий гул голосов, а затем мы долго ожидали сигнала в редеющей мгле, между двумя рядами полуразрушенных домов — пять минут, десять, пятнадцать, и наконец голос впереди выкрикнул: «Все готовы!» Чиркнула спичка, кто-то сдавленно выругался, затем огонек разгорелся поярче и вдруг брызнул снопом искр — и оранжевая ракета взлетела в пурпурное утреннее небо, таща за собой яркий хвост, как маленькая комета. Ее взрыв утонул в реве и воплях, где-то далеко Роуботем крикнул «Вперед!» — и мы вонзили шпоры в бока скакунов, буквально выстрелив в направлении траншеи всей нашей сплоченной конной массой.