Со смертью Флоренс Эстер отдалилась, но в последнюю неделю она и вовсе будто заледенела. Никто бы не назвал ее теплой женщиной, но Джозефа всегда привлекала серьезность, с которой она подходила к их жизни. Она могла относиться снисходительно к покупателям или холодно к собственным детям, но с Джозефом она раскрывалась. Когда она выходила из оборонительной позиции, с расслабленными плечами и блеском в глазах, когда она смеялась над его словами и хватала его за талию, чтобы притянуть к себе, ему казалось, что он завоевал самый главный приз на земле.
Этим вечером Эстер вряд ли притянула бы его к себе. Когда он зашел в квартиру, все еще обдумывая разговор с Айзеком, он нашел жену бормочущей над плитой. Джозеф потянулся за приветственным поцелуем, но она отмахнулась от него.
– Где Гусси и Анна? – спросил он.
– Гусси в задней комнате, режет журналы, а Анна вышла.
– Вышла куда?
– Откуда мне знать? Я ей не мать.
В этих словах содержалось обвинение, и Джозеф почувствовал всю прямолинейную мощь, что Эстер в него вложила. После смерти Флоренс Джозеф стал задумываться, не слишком ли многого требует от Эстер. Возможно, было жестоко позволять девушке практически одного с Флоренс возраста делить с ними дом? И не просто любой девушке, а дочери Инес?
Он хотел рассказать ей о поездке в Хайлендс и «Лафайете», о том, что Билл Берджесс вернул деньги, и что он открыл счет для Инес и Пауля. Но он не смел заговорить об этом, пока не изменится настроение в комнате.
Джозеф попытался заговорить о чем-то менее опасном.
– Ужин отлично пахнет.
Простым комплиментом Эстер было не отвлечь.
– Если бы мне пришлось гадать, куда делась Анна, я бы предположила, что она на пляже, получает частный урок плавания у Стюарта.
– Нашего Стюарта?
Эстер сощурилась.
– Я не знала, что Стюарт «наш».
– Ты понимаешь, что я имел в виду.
– Он определенно не был Стюартом Флоренс.
– Этого ты не знаешь.
– Зато вот что я знаю, – сказала Эстер, выпрямляя спину и делая глубокий вдох. – Я хочу, чтобы Анна ушла.
Айзек
Когда Айзек развернулся на каблуках и оставил Джозефа копошиться с ключами на тротуаре перед квартирой, его первым инстинктивным желанием было отправиться прямиком в больницу, найти Фанни и рассказать ей все. Он начал бы со смерти Флоренс и с безумной лжи, которую Джозеф и Эстер накручивали весь следующий за ней месяц, но затем он подумал, что может пойти и дальше. Будет так приятно рассказать, что ее родители ненавидят его, что настраивают против него Гусси, что – он уверился в этом – ее отец был влюблен в мать Анны, и что Джозеф сделает все, чтобы он никогда не встал во главе «Адлера».
Он представил, как зайдет еще дальше. Вдруг он сможет признаться Фанни, что был разочарованием для собственного отца, что был отвратительным отцом Гусси, что догадывался о своей вине в смерти Хирама? Знала ли она все это? Возможно, знала, и тогда рассказывать было нечего.
Когда Джозеф швырнул ему в лицо слова о займе, Айзек был ошарашен. За пять лет, прошедшие с заключения соглашения, Джозеф ни разу о нем не заговаривал. Айзек выполнял свою часть сделки, выплачивая части займа чеками, которые выписывал на счет, открытый Джозефом в Набережном Национальном банке специально для этого. В ответ Джозеф делал вид, будто займа не существовало вовсе.
Айзек ценил тактичность тестя, но не чувствовал себя менее обязанным. Заем сковывал его теми же кандалами, что сковывал отца кредит Общества помощи иммигрантам-евреям. Айзек ненавидел быть обязанным кому-либо, а в эти дни он чувствовал обязательства перед всеми – даже перед доктором Розенталем, который принял признание Айзека в ночь рождения Хирама и чудесным образом ничего не сделал с этой информацией.
Пожилая пара распахнула тяжелую дверь больницы, и Айзек придержал ее, пока они выходили. Мужчина крепко держал руку женщины, и Айзек проследил, как он помогает ей спускаться, ступень за ступенью. Пока дверь была открыта, две молодые женщины в ярких платьях взлетели по лестнице и проскользнули мимо него. У одной из них был желтый воздушный шар с надписью «Это девочка!» красивым шрифтом. Другая бросила ему через плечо «спасибо». Айзек, завороженный покачиванием юбок, последовал за ними через приемный покой и по лестнице в акушерское отделение, где они влетели в палату неподалеку от комнаты Фанни.
Айзек заставил себя притормозить и подумать, что сделает, когда зайдет к жене. Он представлял, как рассказывает Фанни обо всем произошедшем с той ночи, как Эстер позвонила сообщить ему ужасные новости. Он представлял, как сядет у больничной постели, возьмет ее руки в свои и скажет… Что? Он не мог представить, как все это выразить словами. «Фанни, твоя сестра утонула». Нет. «Фанни, твоя сестра утонула в начале июня». Нет, нет, нет. Хоть Айзек и не особенно верил, что новости вызовут у Фанни ранние роды, он все же пришел к выводу, что здоровый ребенок у нее на руках может облегчить рассказ.