Флоренс Адлер плавает вечно

По пути в больницу Айзек пытался просчитать возможные последствия. Если отбросить вопросы здоровья, что оставалось на кону? Джозеф мог потребовать выплатить заем, даже уволить его, хотя оба шага будет тяжело, если не невозможно, совершить, не наказав в процессе еще и Фанни. Если бы Айзек рассказал Фанни о смерти Флоренс, Эстер точно никогда не простила бы его. Но она не то чтобы любила его сейчас. Чуть меньшие порции мяса, с ехидцей подающиеся на ужин в Шаббат, он вполне мог пережить. Ведь Эстер и Джозефу придется вести себя с ним внимательней, иначе они могут отдалиться от единственной живой дочери и единственных внуков. Если кто-то из них усложнит ему жизнь, он может поддаться соблазну покинуть Атлантик-Сити и переехать с семьей куда-то, где сможет начать с нуля. Он представил, как Фанни обустраивает типовой дом в Уэст-Палм-Бич. Субботними вечерами они смогут выходить в люди с Джимом и его новой женой.

Айзек почти убедил себя, что раскрыть правду будет правильно, когда зашел в комнату Фанни и едва не врезался в шкаф. Было темно.

– Фанни, ты тут? – тихо позвал он.

– Я здесь. – Ее голос доносился будто издалека, но она не могла находиться дальше, чем в кровати.

Айзек застыл, держась за шкаф и выжидая, пока глаза привыкнут к темноте.

– Мне включить свет?

– Нет, нет. Доктор сказал, что так надо.

– Лежать в кромешной тьме? – Тьма на самом деле не была кромешной. Жалюзи опустили, но между нижним краем и подоконником оставалась щедрая щель, сквозь которую пробивался свет. Через несколько секунд он смог разглядеть очертания шкафа, кровати Фанни, даже журнал на ее прикроватном столике. Айзек закрыл дверь и осторожно обошел кровать, выставив руки перед собой. Возле окна стоял стул, и он схватил его за спинку, подвинул к краю кровати и тяжело сел. Он услышал шорох простыней, как Фанни поворачивается, и, когда глаза окончательно привыкли, увидел обращенное к нему лицо.

– И так целый день? – спросил Айзек. Джозеф говорил что-то о новом подходе и режиме, но Айзек ушел так глубоко в свои мысли, что даже не расспросил о подробностях.

– Целый день.

– Зачем?

– Доктор Розенталь считает, что это поможет снизить давление.

– Темнота?

– И другое.

– Оно правда такое высокое?

– Не знаю. Да.

Всегда ли их беседы ходили по кругу? Фанни лежала в больнице уже почти два месяца, и казалось, будто за это время он разучился с ней разговаривать. У него когда-либо вообще это получалось? Он не был уверен.

Айзек был ненамного лучшим собеседником, когда забрел в «Пекарню Адлера» восемь лет назад.

– Я могу вам помочь? – с любопытством спросила Фанни, опираясь на стойку.

Айзек попросил буханку халы, надеясь, что та послужит ему обедом, а может, и ужином, достал из кармана мелочь и отсчитал свои последние монеты. Он провел в Атлантик-Сити почти неделю, и, если бы вскоре ему не удалось найти работу, пришлось бы пешком преодолевать сорок миль обратного пути до Аллайанс с поджатым хвостом.

– Вы у нас впервые? – поинтересовалась она, заворачивая хлеб.

– Я только приехал.

– Откуда?

Айзек ненавидел признавать, что приехал из Аллайанса. Это слишком многое говорило о нем.

– Уэст-Палм-Бич.

Фанни приподняла брови и передала ему пакет.

– Экзотично.

– Временами, – отозвался он, мучительно надеясь, что похож на парня, который много где побывал.

Айзек передал Фанни деньги. Она была привлекательной девушкой. Не красавицей, как некоторые из тех, с кем он гулял в Уэст-Палм-Бич, но определенно симпатичной.

Айзек купил еще три буханки за три последующих визита в пекарню, прежде чем снова увидел Фанни. В следующую пятницу, чтобы без нужды не покупать халу, он дважды прошел мимо магазина, только чтобы убедиться, что она стоит на кассе.

– Я заходил вчера, но вас не было, – сказал он, добравшись до начала очереди.

– По четвергам я хожу в секретарскую школу.

– Вот оно что. А по средам?

– Вы и в среду заходили? – На лице Фанни расцвела улыбка.

Айзек попытался вспомнить, как разговаривал с потенциальными покупателями в «Апельсиновой роще» – людьми, которые не могли позволить себе покупку земли, но которые все равно страстно ее желали. Иногда лучше было подыграть им, принять их за Рокфеллеров и не обращать внимания на дырки в их туфлях. Но в других случаях отличной тактикой была честность – признание, что сперва платежи могли заставить их затянуть пояса потуже, но результат стоил того.

Он не мог позвать Фанни на ужин или даже на коктейль. Люди в очереди позади него начали возмущаться, и он попытался быстро что-то придумать.

– Я возьму еще одну буханку, – сказал он. – И может позднее мы могли бы прогуляться до гавани и покормить уток.

Она засмеялась.

– Не будем говорить отцу, что вы думаете о его хлебе.

– Вообще-то я думаю, что эта буханка просто отличная, – сказал Айзек. – А вот две другие у меня дома уже немного подсохли.

Один взгляд, и он знал, что она купилась. Продавай он землю, она была бы готова подписать документы на месте.

– Эй, Фан, – обратился Айзек в темное ничто больничной палаты. – Ты помнишь день, когда мы встретились? В пекарне?

Она согласно промычала в ответ.

– Что ты подумала обо мне?