Флоренский. Нельзя жить без Бога!

Вскоре после знакомства Флоренский напишет глубокую рецензию на поэму Белого «Северная симфония», которую назовёт «поэмой мистического христианства», одолевающей исповедников оккультизма и позитивизма. В этой рецензии, опубликованной в «Новом пути» под названием «Спиритизм, как антихристианство», автор развивает идеи из статьи «О суеверии и чуде», но уже гораздо непримиримее высказывается о медиумах и спиритах. Поэма Белого в оценке Флоренского — не просто художественное открытие с особым языком, образами, версификацией, это путь духовного восхождения, на котором «чистые звуки серебряного колокола», «тепло и всё заливающий свет», «радостное упование и лёгкость душевная».

Младосимволисты вошли в литературу в ту пору, когда оскудела, померкла мировая философия, и потому весь груз вопросов бытия и познания лёг на поэтов. В дружбе Флоренского и Белого чаши поэзии и философии пришли в равновесие. Во многом благодаря Белому Флоренский всерьёз взялся за собственное поэтическое творчество, обрёл в стихах огонь жизни: «ты священным огнём меня разом увлёк» — напишет он в посвящении другу. Во многом благодаря Флоренскому Белый утвердился как мыслитель: «долгие, философские, нас самоопределяющие беседы» — охарактеризует он эту дружбу.

В подобных беседах Флоренский раскрыл для поэта философию его отца-математика. Примирил в Белом идеи профессора Бугаева с идеями символизма. Когда в 1910 году Белый выпустит книгу статей «Символизм», Флоренский отметит родство размышлений сына по ритмике русского стиха с аритмологией отца.

В подобных беседах получили новую жизнь идеи Владимира Соловьёва. Лично встречавшийся с философом, Белый явил его для Флоренского в ином свете: не как поборника грядущего «великого синтеза», а как апокалиптика. Белый писал, что после разговора с Соловьёвым «жил чувством конца, а также ощущением благодати новой последней эпохи благовествующего христианства», что совпадало с мироощущением и духовными поисками Флоренского. Именно в это время Флоренский глубоко задумывается над Софией — Премудростью Божьей, прозревает вместе с Андреем Белым Христа как золотое солнце, а Софию как небесную лазурь, о чём упоминает в неоконченной рецензии на сборник поэта «Золото в Лазури». Слияние золотого и лазурного рождает белый цвет, отсюда псевдоним поэта. Белый — «цвет грядущего», «цвет Богочеловечества», «цвет Церкви», цвет «дня восстания из мертвых».

Многое говорит о взаимоотношениях друзей их переписка, длившаяся с перерывами с 1904 по 1914 год. Она насчитывает всего двадцать два письма, но в ней вызревали ключевые идеи Флоренского о природе символа, главы об Утешителе, Софии и дружбе из книги «Столп и утверждение Истины». Флоренский и Белый могли «говорить символически, не уславливаясь в символике», им снились схожие сны об убеляющей крови жертвенного Агнца Апокалипсиса, оба они чаяли молитвенной встречи со Спасителем.

На пути между альфой и омегой мы уже ближе к омеге. Наш век окутан туманом, подобно веку первохристиан: в тумане всё далёкое не видно и лишь близкие предметы явственно различимы. Христос рядом с нами, всё второстепенное утонуло во мгле. Такими мыслями живёт Флоренский.

В христианстве «мир сей» прозрачен, как стекло: оставаясь «миром сим» он уже и иной мир. Стекло невозможно разбить, его можно только начисто протереть. «Мир сей» минус пыль — Мир Божий. Моё «Я» — стекло плюс пыль. Пыль — покров Тайны. Резко удалишь пыль — повлечёшь осуждение и погибель. Спасительное очищение постепенно. Только в таком очищении живёт чувство безвременности и ощущение приближения Христа. Так откликается Флоренскому Белый.

Друзей единили многие и многое. Белый познакомил Флоренского с символистами — Брюсовым, Мережковским, Гиппиус, с которыми до этого он состоял лишь в переписке. Флоренский ввёл Белого в историко-филологическое общество при Московском университете. Но главное, что в 1904–1905 годах, в период между окончанием университета и поступлением в Духовную академию, в пору наиболее томительной духовной жажды и «обретения пути», Белый стал для Флоренского тем единомышленником, которого он не нашёл ни в семье, ни среди преподавателей, ни среди однокурсников. Белый казался мудрее и талантливее остальных ровесников: «Белый камень таит // Полноту всех цветов. // Как железо магнит, // Он манит нас без слов», — напишет Флоренский в поэме «Белый камень», посвящённой другу.