Для достижения сего категорически воспрещаю удерживать кого-либо в составе частей в стремлении иметь части.
Теперь это совершенно не отвечает общей обстановке, так как на ближайшие месяцы условия жизни в Китае будут настолько тяжелыми, что выдержать, и без ропота, агитации и внутренней смуты могут только те, кто сознательно отнесется к этому сейчас и в идейности будет искать выхода в сохранении себя в рядах общей организации.
Организация наша для далекого будущего должна очиститься, выбросить из своего состава все, что представляет мало-мальски несознательное, не идейное, а следовательно, для нас совершенно ненужное в будущем.
Никакие авантюристические планы, намерения и стремления мною не допускаются.
Факт совершился: мы проиграли стадию борьбы 1918–1922 годов в плоскости бывшего характера борьбы, интернировались на территорию чужого государства и стали в положение обыкновенных беженцев. Это есть реальное, действительное наше современное исходное положение для всего нашего будущего стремления – освободить и возродить Великую Самодержавную Россию. Эту реальность каждый в организации обязан принять и признать искренно для данного момента и исходить в дальнейшем из нее. Но прежде всего каждый начальник должен искренно и честно, не обольщая себя личными желаниями, установить и добиться в среде своих подчиненных сознания необходимости и чистоты именно этой реальной обстановки.
Если этого не будет, то налицо явятся факты, о которых Вы мне доносите из полосы отчуждения: насильственное водворение в пределы Совроссии, распыление и расчленение воинских частей. Это явление будет вполне логическим, ибо, стремясь сохранить воинские части, Вы всегда будете иметь задержанных Вами насильственно людей, которые за Вашей спиной будут тем или иным путем доводить до сведения Китайских властей об искреннем или провокационном их стремлении вернуться в Россию, и этим создается большая опасность для тех, кто не хочет, а с внешней стороны является в насилии китайцев (какового, возможно, фактически не было). Это особенно надо продумать и воспринять в полосе отчуждения, где в полной мере работает Дорком, советская агентура и которая слишком открыта для международного контроля.
В Хунчунском районе и вообще в глубине Китая отношение совершенно иное, здесь о насилии не может быть и речи. Главная масса беженской организации (Земской Рати) разделена мною на беженские группы: Прикамские беженцы, Волжские беженцы, Московские и т. д. Во главе каждой группы поставлен Старший. Группы будут на днях разведены по двум уездным городам для размещения и довольствия на зиму по 800 человек на город. Центральное Управление намечается в Гирине. Вопрос довольствия окончательно еще не установлен и будет разрешен в Мукдене, куда я командирую завтра Начальника Штаба Генерала Петрова. Пока люди получают довольствие от городских обществ: чумиза, картофель, капуста. Я хочу добиться в Мукдене ассигнования определенной постоянной месячной суммы, которая и будет распределяться нами самими на довольствие сообразно местным ценам на продукты. В дальнейшем китайцы предусматривают использование наших специалистов, а затем и общей массы для работ, но полагают, что первоначально международное положение и зима оттянут разрешение этих вопросов до весны.
В Мукдене же я ставлю на разрешение и вопрос общего объединения беженской организации, как с теми, которые интернировались в Пограничной, так и с теми, которые должны были прибыть в Инкоу (Старк и Лебедев). Последнее меня озабочивает, так как я подозреваю, что они задержаны японцами в Гензане, куда Старк должен был доставить до 4000 беженцев: женщин, детей и группу Глебова. Пока донесений оттуда не получал.
Лично в отношении меня китайцы относятся как к Правителю, какового звания я с себя не снимал и не могу снять. Они считают, что официально, временно я должен буду отделиться от общей массы, но не отрицают возможности сохранения моих сношений. Пока я остаюсь при главных силах, до их расселения по намеченным пунктам, на что они согласились, а в дальнейшем еще не знаю окончательного места моего пребывания, что выяснится только после моего посещения Чжан Цзо-лина.
Из сведений, получаемых из полосы отчуждения, я вижу, что среди интернировавшихся в Пограничной частей и учреждений уже началось наше обычное разложение в подобных случаях, выявляющееся прежде всего в личных счетах, забывая, что потеря чинопочитания является основанием всякого революционного порядка.