Сложность контроля за возникающим потоком нейтронов в том, что штатная лодочная аппаратура не может работать в таком большом диапазоне изменения плотности нейтронов и на первом этапе не чувствует все возрастающего потока, поэтому перед загрузкой активной зоны в реактор вводят искусственный полоний-бериллиевый источник. После этого загружают очередную партию рабочих каналов, затем — следующую. И так шаг за шагом. Признаком достижения критической загрузки является непрерывный рост плотности нейтронов. В этот момент искусственный источник удаляют из активной зоны. Дальнейшую загрузку рабочих каналов производят при введении в активную зону компенсирующих стержней. После каждой очередной загружаемой партии компенсирующие стержни поднимают до уровня, соответствующего критическому состоянию. Шаг за шагом догружают активную зону оставшимися рабочими каналами и одновременно стоят кривую эффективности компенсирующих стержней. По этой кривой оценивают полный запас реактивности реактора.
В программу физического пуска входит градуировка регулирующих и аварийных стержней. При разогреве активной зоны определяют изменение реактивности, обусловленное температурными эффектами. Кроме этого, определяется характер энерговыделения в объеме активной зоны.
Таким образом, физический пуск, по наименованию которого и названа наша лаборатория, — весьма ответственная, трудоемкая, наукоемкая, к тому же связанная с повышенной ядерной опасностью операция.
Эти знания мне здорово пригодились позже, во время специальной стажировки в течение года, в научной группе специалистов-атомщиков Атомного института.
Дни летели за днями… Вернее, ночь летела за ночью, ибо полярная ночь визуально не делила сутки на день — ночь. Все время было включено электричество. Уходя на службу я видел снег, кружившийся у фонарей на причале, и, возвращаясь со службы, видел то же самое — снег так же кружил у светящихся фонарей. Были дни, когда снег валил стеной. Кромешная тьма, пурга, метель, ветер, заносы на дорогах — постоянные спутники службы на Севере.
Не знаю, чем объяснить, но психологически бывало, что день тянулся за днем, как резиновый, а бывало — проносился, как проносится мимо полустанка скорый поезд. Служебные будни в своей массе ничем не отличались друг от друга, и сейчас, десятки лет спустя, вспомнить что-либо особенное не представляется возможным…
После теплых южных зим к северной зиме привыкал сложно. Хотя мороз стоял градусов двадцать, вода в заливе не замерзала, потому что теплые воды Гольфстрима делали бухты Кольского залива незамерзающими. Но особенно доставал ветер — ледяной, пронизывающий, пробирающий до костей. Несколько раз сильно обмораживал лицо и уши. Кожа болела и слезала клочьями. Но постепенно привык.
Человек ко всему привыкает…
В один таких ветреных зимних дней я впервые близко увидел упряжку северных оленей. Упряжка состояла из легких нарт и четырех оленей. Олени были совсем маленькие, по пояс среднему человеку. Темная шерсть на спине и загривке и светлая, почти белая, на брюхе. Недлинные, корявистые рога и распластанные, как небольшие лыжи, двойные копыта поразили меня. Благодаря этим копытам олени могли бежать по глубокому снегу, почти не проваливаясь. Олени имели спереди широкую грудь, большие черные влажные глаза с густыми ресницами. Широкие влажные ноздри были окутаны инеем ….
Небольшого роста, плотные лопари, стояли рядом с нартами. Они приехали к нам в поселковый «военторговский» магазин за водкой.
Под завывание пурги, под сполохи северного сияния, в темноте полярной ночи, заканчивался 1973 год. Год моего выпуска из «Системы», год начала службы на Севере на перегрузке реакторов. Год заканчивался лично для меня неплохо. Я служил в лаборатории физического пуска реакторов, и в начале будущего года мне предстояла командировка в столицу на годичную стажировку в Атомный институт. После того как стало известно, что мою кандидатуру утвердили в штабе флота, я ходил в приподнятом настроении. Вместо «каторжной» службы, какую несли сотни молодых прибывших на флотилию лейтенантов, которых гоняли «в хвост и в гриву», я буду учиться и перенимать опыт у ведущих ученых-атомщиков в столице. И не месяц или два, а целый год!
Глава 4
Столица. 1974 год
В конце января 1974 года я прибыл с Севера, где царила полярная ночь, в столицу, в царство неоновых огней и прекрасных подземных дворцов метро. Я ликовал: «В этом царстве я буду целый год! Целый год — без бешеных ветров и холодов, без «идиотизма» службы. Я — лейтенант — буду учиться и работать в Атомном институте. Это сказка наяву!»
Первые дни, спускаясь в теплое красивое метро, удивлялся, как люди не ценят такого комфорта. Не надо в пургу или дождь штурмовать кузов попутного грузовика. Не надо месить снег или грязь несколько километров от базы подводных лодок до жилого городка.
Это было чудо!