Фокус

— Я вышла замуж в прошлом году, — наконец, переходит к сути Яна. — Мой муж — очень влиятельный человек с большими связями. Но в этом году он… неожиданно… — Слова даются ей с трудом. Я нахожу в себе силы не перебивать едкими замечаниями. В конце концов, положа руку на сердце, прямо сейчас мне совершенно плевать на прошлое. Наверное, это и называется взросление. — Он собирается в политику.

— Поздравляю еще раз.

— Александр Черкесов, — озвучивает имя своего благоверного — и мне остается только присвистнуть.

Вынужден признать, она времени зря не теряла и действительно поймала крупную рыбу. Вероятно, целого мегалодона.

— Я до сих пор не понимаю, Яна.

— Мой муж… Я не сказала ему о том, что у меня был ребенок. — Она роняет на стол очки и прикрывает рот ладонью. — Что у меня есть дочь.

— А у тебя есть дочь?

— Андрей, прошу тебя!

— Если ты пытаешься сказать, что моя Соня — твоя дочь, то лучше даже не произноси этого вслух. — Но в целом я начинаю кое-что понимать. — Как только Черкесову зачесалось в одном месте стать политиком, его тут же начали прочесывать, чтобы удалить темные пятна до того, как в его грязное белье сунут носы конкуренты.

— Да. Ты прав. Александр знает, что у меня есть ребенок.

— Ну, раз мы с тобой разговариваем, и ты до сих пор с кольцом, значит, корабль семейной жизни пережил очередной шторм.

Яна закрывает глаза, медленно выдыхает и деревянным голосом произносит:

— Александр считает, что ребенок должен быть со мной, потому что я — его мать. Потому что так… правильно.

«Правильно для правильного политика, у которого не может быть жены-кукушки», — мысленно отвечаю я.

Этот бред без смеха даже слушать невозможно.

— Пусть твой благоверный считает, что угодно — мне срать.

Поднимаюсь, чтобы просто свалить подальше от этого зловонного пафосного бреда, но голос Яны, неожиданно громкий и злой, останавливает меня на полпути.

— Я пришла предложить компромисс, Андрей. Или ты проиграешь суд, потому что у меня была послеродовая депрессия, которой ты воспользовался. Поверь, за четыре года я увидела достаточно, чтобы понимать: иногда все решают только деньги. У Александра их достаточно, чтобы превратить тебя в отца-садиста, а меня — в страдающую от разлуки с ребенком мать.

Иногда случаются вещи, к которым невозможно приготовиться, как бы ни старался. Например, невозможно заранее подготовить руку к перелому, или к тому, что в один не прекрасный день ты придешь на работу и узнаешь, что работы больше нет. Или, еще лучше: невозможно приготовить голову к тому, что, спустя четыре года, вдруг появится нерадивая мамаша и потребует назад ребенка, которого однажды продала даже не взглянув.

Я всегда считал себя сильным и почти несгибаемым мужиком. Думал, что после того случая в моей жизни просто не может быть еще одного пиздеца, с которым я бы не справился с улыбкой на лице.

Оказалось, может.

И хоть я изо всех сил пытаюсь не подать виду, что меня задели слова мелкой твари, на ее лице слишком выразительно читается что-то похожее на ликование.

— Ты мне угрожаешь? Серьезно?

— Я привлекла твое внимание, для начала. Пожалуйста, давай поговорим. Ты услышал угрозу. Но не услышал предложение о компромиссе.

Вынужден признать, что в этот раз придется перешагнуть через себя, затолкать в жопу злость и вернуться за стол. И делать вид, что запах ее — наверняка очень дорогих духов — не вызывает желание выразительно закрыть нос рукавом. Что случилось с моей жизнь? Откуда взялась эта бесконечная черная полоса?

— Не говори, что ты вдруг решила стать матерью.

— Мне двадцать пять, моему мужу тридцать семь, детей у него нет и не будет, потому что он абсолютно бесплоден. А я, так уж получилось, тоже не смогу стать матерью.

Язык чешется сказать, что это — просто естественный отбор, чтобы такие женщины больше не размножались, но на этот раз я полностью держу себя в руках и контролирую каждое слово. Больше — ни единой эмоции в ответ, хрен она меня достанет даже если скажет, что прямо сейчас протянет свои поганые руки к моему ребенку.

— Александр считает, что…

— Меня не интересует, что считает твой муж, ты сказала достаточно, чтобы я понял, насколько он неадекватен.

Яна вздыхает, откидывается на спинку стула и окидывает меня взглядом ростовщика. Что такое, я стал слишком «простым парнем»?

— Думаю, как цивилизованные люди, мы можем решить вопрос спокойно и так, чтобы он устраивал всех. И мне меньше всего хочется устраивать шумиху вокруг дочери, потому что суды — это всегда тяжело, противно и грязно.

Она даже не пытается сделать вид, что нарочно называет Сову «дочерью».

— Я все-таки ее мать, и любая экспертиза это докажет.

— Какой внезапный приступ любви. Я тронут. Это все? Прости, боюсь больше глупостей я просто не выдержу.