Фокус

Эта последняя картинка всегда напоминала М. изображения блаженного Иеронима, покровителя переводчиков, на которых всегда в первую очередь ищешь льва и радуешься, его обретая. Порой он бывает совсем маленький, не больше мухи, где-нибудь в дальнем углу картины, любезно позволяя о своем присутствии забыть. Но обыкновенно живописец отдает животному должное, и умный зверь то лежит ковриком у святого в ногах, то заглядывает ему в лицо, ища понимания, то доверчиво протягивает лапу, из которой требуется извлечь занозу – что святой в своей красной шляпе, разумеется, сейчас и проделает.

И такой же утешительный симбиоз находила М. на картах с таротной «Силой», только здесь она могла себя соотнести с дамой, и это приносило ей своего рода удовлетворение: если бы у нее был лев, она безусловно обращалась бы с ним так же бережно и не лезла бы ему в пасть без крайней нужды.

Кто знает, почему именно об этом думала М., поспешая за человеком с заколками и его большими шагами туда, где имелись неведомые escape rooms, которые им предстояло посетить. У Иеронима в его аскетических обиталищах всегда было довольно уютно, были и книжки, сложенные опрятной стопкой, и свежая рукопись, от которой он отрывался, чтобы перемолвиться с домашним животным. Писательница М., оказавшаяся теперь лицом безо всяких занятий, могла ему в этом только позавидовать, но, думала она, ее положение имело и свою нежданную привлекательность. Давно-давно, много лет назад, в стране, которой больше не было нигде, кроме как на устаревших картах и в учебниках истории, юная М. сидела на курортной скамейке, у кафе, которое даже не открылось еще за ранним часом, и жадно смотрела на женщину, которая рыдала.

Та была большая, с растрепанными волосами, не по-утреннему пышно одетая, и все ее тело сотрясали всхлипы, которые она не пыталась унимать и даже, если М. не путала ничего сейчас, притопывала им в такт ногою в босоножке. Было ясно, что кто-то с нею дурно обошелся этой ночью, разлюбил и бросил или что похуже, и вот отчаянье наполняло ее равномерными мощными толчками, делая совершенно равнодушной ко всему, что происходило снаружи. М. смотрела, завороженная, не в силах ни уйти, ни отвернуться, и хорошо помнила сейчас, чтó чувствовала тогда: это были зависть и восхищение, оторопь перед силой судьбы и странное желание переменить свою участь, стать этой самой женщиной и что есть силы рыдать на рассвете, чувствуя, что ты на цирковой арене, где совершается смертельный номер и вся твоя жизнь сосредоточена и завязана в единый тугой узел.

Вот оно, казалось ей тогда; вот этим я хотела стать, думала она сейчас, имея в виду всё сразу: и женщину, и ее неукротимый плач, и пустые столики вокруг, – и даже теперь, когда ей так хорошо было ничего не чувствовать и вовсе не хотелось бы, чтобы невидимые руки хватали ее и выкручивали, как белье после стирки, она знала, на чьей стороне сила и почему у нее, у М., нет и не было ни льва, ни собаки.

16

Бетонное здание с несуразно низкими окнами было на задах у фанторамы, которую они прошли, не уделив ей никакого внимания, и в полном согласии свернули налево, потом направо, едва ли обменявшись за все время и парой фраз. М. что-то слышала или читала об этих escape rooms, давно ставших популярной формой отдыха и развлечения, во многом, как ей казалось, из-за названия, сулившего если не побег, так хотя бы выход. Мама рассказывала ей в детстве, что в давние времена на стеклянных дверях метрополитена в их родном городе были начертаны слова, всегда ее ужасавшие: «Выхода нет», словно пассажирам предлагали оставить всякую надежду. Когда М. подросла и ездила в метро сама, запрет формулировался уже по-другому, «Нет прохода» или «Закрыто», и хотя значил он то же самое, пугающая безысходность вроде как сводилась на нет – вот как много зависит от выбора слов.

В escape rooms, однако, надо было добиваться выхода деятельно, для начала по доброй воле туда отправившись и заплатив за вход; это М. считала не вполне логичным и довольно рискованным; так знаменитый циркач обвязал себя цепями, запер на дюжину замков и спустился на дно аквариума, рассчитывая сбросить путы и победно всплыть, но что-то у него не заладилось и он утонул на глазах у потрясенной публики, во всяком случае, так утверждала легенда, а проверить свою память М. не могла, телефона-то не было. Но стоя бок о бок с незнакомцем на пороге нового опыта, писательница размышляла об этом и готова была с ним поделиться своими соображениями. Она, положим, не сомневалась, что у него есть какой-то план действий, если уж он решил зачем-то развлечь себя и ее подобным образом, и что он объяснит ей в нужный момент, что от нее требуется. Меж тем у них проверили билеты, предупредили, что аттракцион продлится шестьдесят минут, за это время они должны самостоятельно выбраться из запертой комнаты, удачи вам, и оставили ждать своего часа в ярко освещенном предбаннике. Человек с заколками прислонился к стене и прикрыл глаза, и она не стала его беспокоить, хотя ей было что с ним обсудить.