Фокус

С другой стороны, перспектива остаться с бледноглазым в закрытом помещении на неопределенный срок была не такой уж неприятной – тут М. вдруг посмотрела на него тяжелым оценивающим взглядом, каким у нее на родине мужчины провожали девушку, случайно прошедшую мимо, а он этот взгляд перехватил и ухмыльнулся в ответ так, будто не возражал против подобной, можно сказать, объективизации. Железная дверь поехала вбок, обнажая глухой коридорчик, и потом с жужжанием закрылась у них за спинами.

Если бы это был фильм ужасов, сказала М. отстраненно, я сейчас превратилась бы в чудовище и откусила вам голову.

Если бы это был фильм ужасов, чудовищем был бы я – первой жертвой всегда бывает женщина, ответил ей человек с заколками.

17

Имелась, значит, комната, где по всем углам были попрятаны многочисленные подсказки, долженствовавшие одна за другой сложиться в цепочку и, как белые камешки на лесной тропинке, вывести М. и ее спутника на верный путь и заставить дверь открыться. Организаторы игры подошли к своей задаче с душой, и в реквизите недостатка не было. Но вот содержательная часть была, кажется, продумана не вполне, и трудно было догадаться, что у комнаты за легенда и в чем состоит история, которую надо разгадывать. А может, это и не предусматривалось, достаточно было просто разыскать ключ, ведущий к другому ключу, потом к третьему – и так понемногу выбраться из удушающей тесноты прошлого в мир, который принято считать настоящим.

Интерьер напоминал взбесившиеся закрома ломбарда, набитого всякой всячиной: немолодой диванчик с вывороченным нутром, патефоны без иголок и неработающие телевизоры, гинекологическое кресло в дальнем углу, заставившее М. усмехнуться невесть чему, пара научного вида агрегатов с пыльными трубчатыми сочленениями, а в центре всего этого неустройства – холеный письменный стол, который хозяин ломбарда, видно, только что покинул, оставив открытую чернильницу и стопку бумаги, причем на верхнем листе было уже написано разборчивыми большими буквами имя города Ф. и сегодняшнее число. Это наверняка была подсказка, как и большой хрустальный шар из тех, что используются для гадания, он стоял на другом столике, низком, покрытом вишневого цвета плюшем, стекло было мутноватое, но без слоя пыли, как на большинстве предметов, их окружавших.

Бледноглазый взялся за дело методически, бодро выдвигая всевозможные ящики и заглядывая стульям под сиденья. За дверцей шкафа обнаружился обмотанный велосипедной цепью скелет, учебный, пластмассовый, и несколько мутных банок с заспиртованными ужами. М. тоже покрутила в руках пивную кружку с невнятной ей эмблемой, полистала древний альбом с наклейками, лежавший на почетном месте (Марлен Дитрих в алом соседствовала с Лени Рифеншталь в голубом), быстро заскучала и устроилась на диванчике, подальше от ржавой пружины, выпиравшей из-под обивки. Ее спутник явно не нуждался в помощи, разве что надо было развлекать его разговором, как водителя машины, чтобы не заснул за рулем. Он сейчас рылся в книгах, открывая их одну за другой и бережно встряхивая, временами все, что ей было видно, – его спина с знакомыми уже лопатками, теперь на них можно было глядеть не таясь. Тут он что-то сказал, она не расслышала и переспросила: да, повторил он, моей бабушке бы тут не понравилось. Или понравилось бы, трудно сказать.

М. решила сперва, что это такая фигура речи: кто знает, возможно, в этих краях принято апеллировать к бабушке, чтобы завязать шутливую беседу. Но бабушка была настоящая, взаправдашняя и даже живая. Я ее хотел сюда привести, сказал бледноглазый. Думал, это ее развлечет: она любит решать логические задачки, я ей покупаю сборники с ребусами. Ну и ей было бы интересно покопаться в старье, здесь что ни вещь, то воспоминание. Она уже полгода как не выходит, а раньше мы с ней много ездили, я в кафе ее водил, тут есть одно приятное кафе на горе. Думал, ей захочется сюда.

М., как от нее и ожидалось, поинтересовалась возрастом бабушки, и человек с заколками с готовностью сообщил, что той недавно исполнилось сто два. Бабушка обитала в стариковском доме, а спутник М. приезжал в Ф. ее навещать, вот что он, оказывается, здесь делал. Жизнь у нее была трудная, добавил он и посмотрел на писательницу с упреком – или так ей показалось.

Могу себе представить, сказала М., с такой-то датой рождения. Столетие ей досталось так себе.

Она жить больше не хочет, объяснил бледноглазый, каждое утро просыпается и говорит: опять не сдохла, снова с вами. Они обычно хотят домой, со знанием дела подтвердила М., у которой был некоторый опыт по этой части.