Фоллер

Они говорили очень мало. Фоллеру казалось, что он вернулся в мастерскую Укуса Змеи, только вместо слов «Передай мне этот молоток» были другие слова: «Хочешь ягод?» Фоллер был рад. Болтовня нарушала гармонию и вытаскивала его из того блаженного места, в котором он сейчас находился и замирал, неспешно размышляя.

Ему нравилось наблюдать, как падает Буря: ее связанные в хвост волосы развевались по ветру. Он спрашивал себя, зла ли она на него до сих пор за то, что он выдернул ее из родного мира.

Ему вдруг пришло в голову, что он так и не извинился за то, что принял тогда решение за нее. Он оправдывал, защищал себя, но не извинился, и, если говорить по справедливости, Буря сама должна была решать. Даже если бы остаться там означало смерть.

Фоллер приблизился к Буре.

— Прости меня! — крикнул он. — Я не знаю, почему пытался оправдать то, что сделал. Все, что я могу сказать, это…

У него возникло желание добавить, что он сделал это только потому, что очень переживал за нее, но это было бы еще просто одним оправданием.

— Все, что я могу сказать… прости меня.

Выражение лица Бури смягчилось.

— И ты меня прости.

Фоллер нахмурился.

— За что?

Она протянула руку. Фоллер взял ее, и они приблизились друг к другу настолько, что не нужно было кричать.

— Я позволила тебе думать, что я мертва.

Фоллер покачал головой.

— Всего на мгновение.

— Только потому, что ты понял. Я собиралась сказать тебе, что это я, как только бы мы остались наедине.

Фоллер кивнул.

— А я клянусь тебе, что то, что я сделал, не было преднамеренным. Я сделал это не обдумывая. Иногда я импульсивен. И это создает мне проблемы.

— Типа упасть со своего мира? Такие проблемы?

— Да, что-то в этом роде.

Они пролетели через огромное облако, намного большее в высоту, чем в ширину, и, насквозь промокшие, увидели розово-персиковый закат.

— Ты скучаешь по Мунларку? — спросил Фоллер.

Буря слабо улыбнулась.

— Да. Он не был моим идеалом мужчины, но стал частью моей жизни почти с самого начала. Странно думать о том, что я больше никогда его не увижу.

Скорее всего, никто никогда его не увидит, — но Фоллер оставил эту мысль при себе.

32

Они падали бок о бок, но говорили мало. Фоллер был счастлив просто падать рядом с Бурей, чувствуя, как ветер выдувает из его головы образы мертвой Эмили, лежащей на коленях Бури, и всех трупов, похожих на него самого.

Фоллер не понял, что заснул, но его вдруг разбудил голос Бури.

Он приблизился к ней.

— Я тебя не услышал.

— Я все время думаю о фотографии и об Эмили с Сюзанной.

— Забудь о фотографии.

— Не могу.

— Женщина на снимке — ты. Я знаю это.

— Но ты не можешь этого знать.

И они никогда не узнают. Эти сомнения всегда будут их мучить.

— Мне все равно, что мы значили друг для друга в прошлом. Меня волнует настоящее.

Он подлетел ближе и поцеловал ее, но поцелуй получился смазанным из-за ветра, он лишь скользнул по ее губе и ноздре.

Лицо Бури не выражало никаких эмоций.

— Помнишь, ты говорил, что импульсивность всегда создает для тебя проблемы? — спросила Буря.

Она вдруг взяла его за нос двумя пальцами и скрутила так, что он вскрикнул от боли. После отпустила его руку и отлетела подальше.

XVII

Гудок фургона, подъезжающего по дороге к дому, вернул Питера из воображаемой беседы с Мелиссой в реальный мир. Он поднялся со скамейки на тринадцатой лунке и подошел к входной двери.

Мелисса как раз вышла из машины. На ней были солнцезащитные очки, волосы зачесаны назад. Увидев его, она отвернулась.

— Ты обещал не подходить ко мне, пока я не закончу.

— Я знаю. Прости. Я понял, что это может быть последний раз, когда я тебя вижу. — Его глаза были красные из-за слез.

— Я даже не знаю, как тебя называть, — сказала Мелисса.

Питер посмотрел в небо.

— Я Питер. Это я, всего лишь я.

К ним подошел один из рабочих.

— Мисс Деверо, не могли бы вы пройти со мной в дом и показать, что к чему?

— Конечно.

Питер смотрел, как она уходит. На ней были черные брюки и черный шелковый шарф, как будто она в трауре.

В голове пронеслась ужасная мысль: а что, если она устраивает его похороны? Конечно, она бы этого не сделала. Он просто очутился в водовороте страшных мыслей.

Питер вернулся на скамейку и стал смотреть на мелькающие силуэты Мелиссы и рабочих, выносящих мебель из их дома. Он попытался понаблюдать за скоплением сиреневых кучевых и слоисто-кучевых облаков, но они его не успокаивали. Каждая коробка, каждый предмет мебели, которую выносили рабочие, вызывали внутреннюю боль, но он не мог отвернуться и не смотреть.

Дверь открылась, выпуская Мелиссу. Пока она шла к нему, он почувствовал новый прилив безрассудной надежды на то, что она идет, чтобы простить его.

Ее взгляд говорил, что никакой надежды нет.

— Ты действительно думаешь, что мы не женаты, или планируешь подать на развод? Когда мы регистрировали брак, я еще был законным Питером Сэндовалом.

Мелисса подняла голову к небу и обеими руками зачесала волосы назад.

— Сейчас я даже не хочу об этом думать. Я хочу поехать домой в Нью-Йорк и провести время с друзьями, но теперь не могу этого сделать.