Фонарики желаний

Впервые за всё то время, что я его знаю, Цзяо смущается.

– Что ты только что сказал?

– Ты меня слышал. – Кай поворачивается к ним спиной и лицом ко мне, потом тихо спрашивает: – Хочешь поговорить? Наедине?

На негнущихся ногах я иду с ним на кухню, понимая, что Цзяо и мистер Цзян на меня смотрят. Нос жжёт, я знаю, что вот-вот польются слёзы, но пытаюсь сдерживаться.

Кай придвигает ко мне табуретку (единственное, на чём можно сидеть), а сам опирается на стол.

– Я не понимаю, что творится, – говорю я. В голове крутятся слова Цзяо: «Ты не владеешь фонариками желаний. И не ты их изобрела». Нет, формально он прав, возразить мы никак не можем. Но блин!

– Это твоя семья, – продолжаю я таким обвиняющим тоном, на какой и не знала, что способна. – Ты не можешь заставить их… ну… передумать?

Слова вдруг начинают даваться очень тяжело.

– Я пытаюсь. Правда пытаюсь. Я упрашивал их этого не делать, когда ты зашла.

– Значит, надо пытаться лучше! Ты знаешь, что мы уже и так на волоске от закрытия. Пожалуйста, Кай, ты не можешь не понимать, почему это так важно. Не отнимайте у нас продажи – мы не выживем!

– Знаю, знаю. Я и так стараюсь, как могу.

Между нами проскакивает искра – и на этот раз не слишком приятная.

Я знаю, что он будет стараться изо всех сил, но этого недостаточно, раз уж в деле замешаны Цзяо и мистер Цзян, поэтому выпаливаю:

– Да они всё время о тебя ноги вытирают, а ты им это позволяешь. Ты никогда не говоришь, что думаешь.

Может, не только им.

На его лице неприкрытая усталость.

– Думаешь, я сам этого не знаю? Но я бы никогда не позволил им влезть во что-то настолько важное. Разве ты не знаешь, что я готов сделать для тебя что угодно? Что я всегда ставлю тебя на первое место?

Да, но…

– То, что ты хочешь мне помочь, не значит, что ты можешь помочь.

Я не верю, что Кай может хоть что-то изменить. А сейчас меня волнует только одно – эти фонарики в витрине пекарни.

– Чёрт возьми, Кай, даже сейчас, когда ты сказал Цзяо заткнуться, ты был с ним предельно вежлив.

«Ты не мог бы заткнуться, пожалуйста?» Да, так и сказал.

– Но я ведь сказал ему заткнуться, нет? Я за это и слова похвалы не заслуживаю?

– Дело не в похвалах, а в том, что этот бред надо исправить!

– Лия́, я не могу исправить всё за секунду. Ты же знаешь, какие они, особенно со мной. Дай мне время подумать.

– Просто скажи им! Скажи им, что они ужасные! Скажи, что, если они это сделают, ты никогда больше не будешь с ними разговаривать!

Я понимаю, что это слишком, но уже не могу остановиться.

На лице Кая гримаса боли.

– Уж ты-то должна понимать, что это непросто.

– Это ещё что значит?

– Ты осуждаешь меня за отношения с моей семьёй, а сама не общаешься со своей. Почему бы тебе, Лия́, просто не сказать им, что ты знаешь о долгах и нужно работать вместе? И горевать тоже вместе? Твой папа не такой, как мой, – ты можешь с ним поговорить, и вы можете поддержать друг друга.

– Тебе со стороны легко говорить. Я могу сказать тебе то же самое. Ты хоть раз за неделю дал им отпор? Я видела их в окно. Здесь всё изменилось.

Я обвожу рукой когда-то безупречную кухню, теперь заваленную чем попало. И расставлял это всё явно человек, который не умеет готовить. Я уж не говорю об этой ужасной штуке в зале, которая похожа на монстра, лезущего из стены.

– Почему ты не помешал им?

– Я пытался. И на это отец сказал мне, что отдаёт «Лунные пряники» Цзяо.

Бададум. Ну я и попала. Попыталась заставить его меня пожалеть, а он в ответ выдал такое.

– Мне жаль, Кай, я даже представить не могу, как это…

– Всё нормально.

Он не хочет говорить об этом. Со мной. Это что-то новенькое. И я понятия не имею, что с этим делать. У меня просто ужасное чувство, я хочу извиниться, взять свои слова обратно, побыть с ним рядом, но он говорит:

– Но я хотя бы попытался, Лия́. А ты своих родителей просто избегаешь.

И продолжает:

– Ты когда-нибудь думала, что твои попытки спасти магазин не работают потому, что у тебя есть только половина информации? Ты даже не пробовала получить у родителей полную картину. Ты думаешь, что делаешь всё, что можешь, но это не так.

Он прав. Но теперь мне неловко – а ещё я разъярена, потому что он посмел сказать это мне в лицо.

– Ты тоже не стремишься к тому, чего хочешь, – возражаю я. Уж с семьёй – так точно, а если верить Стефани и бабушке Шуэ, то и с некоторыми другими вещами.

Его глаза вспыхивают.

– Я делаю больше, чем ты. Разве тебе не важна наша дружба? Ты даже не пытаешься постоять за нас! Твой отец меня ненавидит, а ты просто пляшешь под его дудку и не пытаешься возразить. На фестивале Циси ты позволила ему сказать все эти ужасные вещи!

– Так вот в чём дело? – меня озаряет. – Твой отец поэтому решил так поступить? Чтобы отомстить моему папе за его слова?

Кай начинает закипать.

– Я пытался поговорить с тобой о личном.

– А что, фонарики для тебя не личное? С чего бы ещё твоему папе так поступать?

– Нам тоже трудно, – вздыхает он. – Как, похоже, и многим другим местным магазинам.

В мой вихрь эмоций вплетается ещё и чувство, что меня предали.