Однажды я провела ночь с девушкой.
Так вышло. Я только поступила в университет, и мы поехали кататься на яхте студенческой компанией, слишком большой, шумной и неумелой, часть снаряжения свалилась в воду и промокла, мне пришлось ночевать в одном спальном мешке с другой, едва знакомой, девушкой. У нее тоже была бледная кожа. Но не такая, как моя, здоровая и белая, как снятое молоко – другая, блеклая, болезненная, физически не способная краснеть, испещренная татуировками. Еще мочки ушей у нее были растянуты тоннелями. Ноздри и бровь украшали серебристые колечки, а через отверстие в пупке был продет маленький колокольчик. Если она поворачивалась, колокольчик позвякивал тоненько и призывно, а когда девушка шевелилась, я чувствовала кольца, продетые в соски. От моей кожи их отделяло две майки, но все равно ощущение от близости с чужим телом, прошитым сталью, тепла и дыхания, вынужденных объятий, смутных намеков на продолжение, было настолько острым и волнующим, что я никогда не решилась повторить этот опыт. Да, я была архаичной девушкой. Считай, пять лет своей отроческой жизни прозябала в забытом Богом рыбацком поселке, где нравы мало изменились со времен старика Лавранса и его дочери [23] . Когда я перебралась в Берген, мой личный горизонт всей своей живописной монументальностью заслонил Олаф, но мое тело до сих пор помнит ту давнюю ночь.
Мадам улыбнулась, чуть заметно кивнула мне и удалилась.