Форель a la нежность (сборник)

Глядя мимо Феодора, Товарнов-Вагонский подошел к своей двери, отпер замок и зашел внутрь. За ним устремился многочисленный кошачий эскорт. Остальные коты продолжали бесноваться под его дверьми.

Феодор зашел к себе и с тяжелой головой рухнул на софу.

В это время окно в квартире Товарнова-Вагонского распахнулось, и оттуда стали вылетать вопящие коты, попадая то в прохожих, то на землю.

Прохожие остановились, с любопытством наблюдая странное поведение домашних животных.

А коты, отряхнувшись и разбежавшись, как тигры, запрыгивали обратно туда же, откуда вылетели. Так продолжалось долго. В конце концов все коты запрыгнули обратно, и окно осталось открытым.

16

Днем Феодор проснулся, потянулся, поплевал на иконы, приговаривая: «Я – атеист, я – атеист, я – атеист», и пошел умываться. Придя в себя, он заметил, что наступает вечер; отнес какие-то объедки Мусе во флигель и присел на травку, вдыхая целительную воздушную прелесть. Хотелось о чем-нибудь помечтать, но о чем мечтать, Феодор толком не знал, поэтому стал думать об Апологетте, мысленно приговаривая: «Баба, она и есть баба…»

Внимание его отвлек смешливый шумок, двигавшийся по Низкопоклонному в его сторону. Феодор прищурил глаза. Вскоре он разглядел человек шесть женщин в красных косынках и среди них – Магнитогорыча. Вся компания шумно вкатилась в подъезд, из которого монотонно доносилось пение котов.

Поразмыслив еще немного, Феодор поднялся с земли и поплелся домой. Подходя к двери, он беззлобно ногой распихал с пути пьяных котов, зашел в квартиру и засел на кухне у окна.

Темнело. В парадное зашло еще несколько женщин в красных косынках, на что Феодор внутренне сплевывал в сторону Магнитогорыча. Потом кто-то постучал в двери.

– Здравствуйте, Феденька! А я к вам! – заходя, сказала Апологетта. – Скучновато как-то одной дома. Вы вот не заходите, а я все жду, жду. Дай-ка, думаю, сама зайду. Вдруг с моим Феодорчиком случилось что-нибудь?!

– Проходите, проходите, – Феодор посторонился. – Только не прибрано у меня, сору много. Оттого, что сам живу. Уже и привыкший к тому…

– Вот какие ваши хоромы… – растянуто говорила женщина, оглядываясь вокруг. – И образа есть… А что это у вас с ними?

– Да так, – смутился Феодор. – Пробую их против Бога агитировать…

– А-а! – Апологетта понятливо кивнула. – А здесь, стало быть, вы спите?

– У-гу.

– Ну я пока прилягу, а то уставшая…

Феодор отвлекся и смотрел в потолок. Женщина испуганно направила свой взгляд туда же и замолчала. На потолке ничего не было, но откуда-то сверху раздавался закономерный шум, что-то вроде церковного пения.

– Чтой-то за безобразие в такой поздний час?! – задумчиво возмутился Феодор.

– Может, кто из соседей патефон купил? – предположила женщина.

– Патяфоны так не поют, я их слышал. Это бабы воют.

– Да пусть поют, Феодорчик, будет вам беспокоиться!

– Ладно! – Хозяин махнул рукой и присел на софу.

– Я говорю, прилечь можно здесь? – ласково пропела Апологетта, присаживаясь рядом.

– А чего ж нет, софа широкая, старорежимная, на нее много уместится, а я пока на кухне посижу…

– Ой, да вы не поняли, мне ж оттого сюда хочется, чтоб поближе к вам быть… душой, конечно.

– Коли душой, то ладно. Располагайтесь.

Апологетта живо расположилась. Феодор пошел на кухню, погремел посудой для приличия, чтоб не подумали, что он совсем порядка не любит. Когда он вернулся в комнату, со стороны софы прозвучал глубокий вздох, а откуда-то сверху снова грянули женские голоса.

– А ну их! – сказал Феодор, ложась на софу.

Софа скрипнула.

Наступил праздник. Люди собрались в начале Липковского бульвара и ожидали шествия. Вскоре подъехали телеги с гробами, разукрашенными лозунгами. В гробы небрежно положили каких-то связанных людей с хмурыми лицами, и процессия тронулась. Впереди шел лысый человек, время от времени кричавший: «Да здравствует Первое Мая!» За ним ехала колонна с гробами, а дальше длинным хвостом топали обычные жители.

Артель «Вечная радость» вышла посмотреть на торжественное шествие. Агатангел разглядывал живых покойников, восседавших в продукции его рук. Лицо первого «покойника» показалось знакомым. Он присмотрелся и узнал заказчика пяти гробов гражданина Грубина. На гробу, в котором он ехал, красной краской было написано: «Отживших элементов – на свалку истории!», «Похороним старый быт!»

Любопытные наблюдатели весело галдели, тыкая пальцами на агитационную похоронную процессию. Вдруг где-то впереди по ходу колонны весело заиграл духовой оркестр. Среди идущих поднялся боевой дух и заметался синим облаком над бульваром. Все учуяли запах праздника и поспешили в лавки. Торжество постепенно становилось общим. Гробы донесли до здания бывшей городской думы, где состоялся митинг в форме шутливой панихиды по отжившим свой век явлениям, после чего «покойников» развязали и, скупо поблагодарив, распустили по домам, а гробы занесли в здание и закрыли на замок. Праздник продолжался.