Формула Бога. Восхождение

«Пожалуй, все-таки зря я ее повел к Эзопу, да и с кагором не следовало злоупотреблять» — с сокрушением подумал Захария, а вслух возмутился:

— Ты мне не веришь?!

— Верю. Но подарок надо отдать сейчас. Тогда поверю еще больше.

— Ну, хорошо, Фома! Уговорила, — вытащил он комтор и стал искать записанный адрес бабы Луши. Лет двести назад он был у нее, когда помогал с переездом на новое место жительства, но с тех пор, адрес выветрился у него из головы, поэтому пришлось обращаться к записной книжке комтора.

— Ага! Нашел! Выселки-27, Клубничный проезд, 5-я просека, участок 17. Пошли, — потянул он за рукав платья девушку к ближайшему телепорту.

Телепорт «высадил» их в самом начале улицы, поэтому им пришлось изрядно потопать, прежде чем очутиться у невысокой изгороди с жестяной табличкой, обозначающей искомый номер дома. Калитка участка была закрыта на веревочку, перекинутую через столб. Откинув «хитрый» запорный механизм, парочка вошла внутрь. Лукерьин дом располагался в глубине сада, ветви деревьев которого почти скрывали жилище от посторонних глаз. В саду, если не считать двух коз белой масти, никого не было. К дому вела узкая тропинка выложенная туфом. В двери стучать не пришлось, скрипучие деревянные ступени крылечка подсказали хозяйке дома о незваных гостях и она, услыхав их разноголосый скрип, готовно распахнула их настежь. Лишь на одно мгновенье на лице у бабки проступило изумление, говорящее о том, что она уже ждала кого-то, а явился совсем другой, но быстро совладав с собой, расцвела в радостной и гостеприимной улыбке:

— Ой, Захарушка! — всплеснула она своими сухонькими ручками. — Вот уж не гадала, не чаяла! Проходите в дом, гости дорогие! Да не разувайтесь! В избе не мыто, не метено, живу — свинья-свиньей! — радостно засуетилась она, приметив Ирию, выглядывающую, из-за плеча ангела.

— Да мы бабушка ненадолго. Вот гуляли, да решили к вам заскочить, — сказал Захария, проходя в чисто убранную горницу. — Вот, познакомьтесь, это Ирия, очень хорошая девушка! — представил он свою спутницу.

— Вижу, Захарушка, вижу! И впрямь хороша! Ну, здравствуй-здравствуй, красавица! Лукерья я буду. Или бабкой Лушей, зови, как тебе сподобней будет.

— А я просто Ирия, — без кокетства представилась та, во все глаза разглядывая обстановку гостиной, куда их провела хозяйка. Просторная гостиная напоминала Захарии 70-е годы прошлого столетия. Посредине комнаты, как это и было принято, стоял огромный круглый раздвижной стол с приставленными к нему стульями. Типичная стенка «горка» с выставленным напоказ хрусталем в серванте, раскладная софа в углу, пара кресел с деревянными подлокотниками, неизменный торшер с двумя полотняными абажурами, большой ковер на стене, напольные часы с кукушкой, и разумеется, псевдо хрустальная люстра с висюльками, все это окунало в так хорошо знакомый, уютный и любимый Захарией мир. Из этого ретро-великолепия выбивался только большой и «навороченный» визор в стенной нише.

— А мы к вам, бабушка, не с пустыми руками, — моргнула Ирия глазом своему спутнику, достающему из пакета платок, — вот, примите на доброе здоровье. Захария развернул платок, и бережно накрыл им старушечьи плечи. Слезы неподдельного смущения и радости наполнили ее глаза, и она зашмыгала носом, как школьница, которую застукали за курением в туалете:

— Захарушка, Ирия, ну что вы?! Зачем же? Ангел! Ангел и есть! — лепетала бабка чуть не плача от несказанного счастья. Захария обнял старушку, и та благодарно уткнулась своим носом в его грудь. Затем отлипла от груди и сняв с себя подаренье, стала внимательно разглядывать ажурный рисунок.

— Хороша! Ишь, какая тонкая работа! Я бы так никогда не смогла. Мое вязанье простое — лицевыми петлями. И то сказать, не велико мастерство — носки, да шарфы вязать на круговых то спицах, а тут чую руку настоящего мастера своего дела.

Потом, нацепив на нос очки, висевшие у нее на груди, помяла зачем-то платок в руках и поднесла к самому носу, шумно втянув в себя воздух. Затем задумалась на секунду и опять уткнулась туда же. Захария с Ирией озабоченно переглянулись, не понимая бабкиных телодвижений.

— На «развале» покупали? — уже деловитом тоном поинтересовалась она. Гости, молча, кивнули. — У Машки, небось?

— Да, — подтвердил бабкину догадку Захария. — Она так себя называла. А как вы догадались?

— По запаху, Захарушка, — охотно ответила Лукерья. — Она ить, Машка эта, завсегда козью шерсть донником пересыпает, в отличие от остальных, пользующихся полынью, да ромашкой. Великая мастерица — не чета, мне. И ведь сколько раз просила я ее научить меня вязать «паутинку». Ни в какую не соглашалась. То-то удивится, когда я пройдусь перед ней, да в этаком наряде?! — засмеялась старушка, опять накрывая свои плечи подарком.

Подошла к большому овальному зеркалу, висящему на двери платяного шкафа, и закрутилась перед ним, как столичная модница, то подбоченившись, то томно поводя плечами. И тут, вдруг ойкнув, повернулась к гостям:

— Ах, дура я старая, что же я кручусь тут, как девка?! А у самой гости стоят — не поены, не кормлены!