Он чувствовал себя утомленным. Работа не клеилась, и было нечто ехидное в изгибе вопросительного знака. Новиков собрал снаряжение и переправился на другой берег.
В вездеходе он застал сцену почти умилительную. Вожак сидел, развалясь, в кресле, а Резницкий кормил его с ложечки питательной пастой. Таня стояла снаружи, у открытой дверцы.
– Тебе бы больше пристало кормить этого деятеля, – сказал Новиков.
– Пожалуй, – согласилась Таня. – Но он не подпускает меня к своей особе. Начинает визжать и брыкаться.
– Вот как? Наверно, не может забыть, как ты съездила ему по физиономии. Злопамятен, однако.
– Алеша, может, ты заменишь Сергея Сергеевича? Он с утра не присел.
– Ладно. Только налей мне, пожалуйста, кружку витакола.
Вожак вел себя спокойно. К сородичам он, похоже, потерял всякий интерес. Те по-прежнему с утра до вечера копались в земле, и то и дело возникали яростные драки из-за орехов, из-за яиц. Вожак предпочитал сидеть в вездеходе. Ему нравилось кресло и нравилась еда, есть он мог безостановочно и быстро прикончил бы продовольственные припасы разведчиков, если б Резницкий не ограничил его рацион.
У него появилась манера дергать Резницкого за руку и запускать себе пальцы в рот, при этом он издавал квакающие звуки – требовал еды. Резницкий озабоченно качал головой. С помощью лингофона он понемногу классифицировал верещание и даже пытался объясниться с Вожаком. Иногда ему казалось, что Вожак его понимает.
Спал Вожак под вездеходом, сам облюбовал это место, и ему пожертвовали для подстилки изоляционный мат. Среди ночи он вдруг начинал барабанить в запертую дверь – требовал еды. После окрика Резницкого он успокаивался, но ненадолго.
– Покоя нет, – ворчал Новиков. – Дайте ему брикет, ну его к чертям на самом-то деле. Третью ночь не спим.
– Придется потерпеть, – отвечал Резницкий.
Все равно было не до сна, и Сергей Сергеевич начинал размышлять вслух:
– Поразительная гипертрофия субстанции нигра. Такое впечатление, что главная функция мозга – управление жевательными и глотательными движениями. Не люблю обобщать поспешно, но могу предположить, что это – закономерный результат тысячелетий праздной жизни в автоматическом «раю» под опекой машины. Страшный результат.
– Пока не очень-то заметно, чтобы наш подопытный приобщился к интеллекту своих почтенных предков, – сказал Новиков.
Таня вдруг рассердилась:
– Твоя ирония, Алеша, неуместна и… даже обидна. Сергей Сергеевич проводит трудный эксперимент, с ног сбивается от усталости, а ты…
– Не надо, Таня, – попросил Резницкий… – Пожалуйста, не надо в таком тоне. Все мы порядком измотались, изнервничались. Но не надо так…
– Извините, Сергей Сергеевич. Не сдержалась.
Не сдержалась, подумал Новиков. Даже ты, невозмутимейшая Таня Макарова. Н-да, хорошо и покойно заниматься историческими исследованиями в кабинете. А вот на практике…
– По существу, Алеша, вы не совсем правы, – продолжал Резницкий. – Кое-какие изменения произошли. Вожак теперь не проявляет агрессивных наклонностей.
– Не проявляет, потому что его кормят и лелеют.
– Он и прежде не голодал.
– Верно. Но здесь еда вкуснее. А кроме того – уход. По правде, Сергей Сергеевич, мне не нравится, как он ведет себя с вами. Простите, как с прислугой.
– Скажете, Алеша. Он ведет себя куда спокойнее, чем я ожидал. Не противится, когда я усаживаю его и снимаю энграмму, делаю измерения. – Резницкий помолчал немного, потом добавил: – Меня тревожит неустойчивость электрической активности мозга. Странно выглядят на энграмме некоторые зубцы… Ну да ладно. Будем спать.
Новикову не спалось. Почему-то запомнилась вчерашняя поездка. Надо было пополнить запасы продовольствия, и они отправились на вездеходе к базе – месту первоначальной высадки, где оставили часть снаряжения. Вожак тоже поехал с ними, потому что Резницкий не хотел терять времени и делал по дороге кое-какие измерения. Да и вообще Вожак почти все время проводил теперь в вездеходе. Поездка прошла без происшествий, если не считать того, что в узком проходе меж холмов они столкнулись с двумя дерущимися динозаврами, и Новикову пришлось пустить в ход плазмопушку, чтобы расчистить дорогу. Уже подъезжая к базе, Новиков вдруг ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и обернулся. Вожак смотрел на него всеми тремя глазами, включая теменной. Новиков показал ему кулак и отвернулся к иллюминатору.
А теперь ему не спалось, и, вспомнив вчерашний эпизод, он подумал, что все-таки не следует позволять Вожаку лазить по кабине. Тем более, что у него неблагополучно с зубцами.
Утром Резницкий вышел из вездехода и встревожился: обычно Вожак по утрам топтался у дверцы, нетерпеливо дожидаясь завтрака, а сегодня исчез. Новиков заметил примятые кусты, и они с Резницким медленно пошли в том направлении, обогнули Колесо и остановились. Отсюда был виден ров и за ним – сооружения Большого Центра.