Формула счастья

Филипп Вернье слез с подоконника, с треском захлопнул окно и пошел вперед - низенький, слегка располневший человек с короткими конечностями и неуклюжей неравномерной походкой. Костюм его был помят, сидел на нем неважно, его рыжевато-каштановые волосы были еще влажными и причесаными совсем недавно.

- Сейчас я замещаю начальника базы, - заявил он, резко повернувшись ко мне. - Ларсен поехал на полигон. Один, конечно! - подмигнул он многозначительно. Потом продолжил: - Так что ты появился во время моего начальствования! Какой сюрприз, а? Я решил поселить тебя в квартире Фаулера. Она ничего. То есть как позиция. Это здесь, - он жестом пригласил меня в настежь открытую дверь, - как только Элия поехала тебя встречать, я сразу приказал роботам приготовить ее для тебя. Прошу! Располагайся!

Он вновь сделал приглашающий жест. И вообще, вел себя как хозяин гостиницы, а когда мы вошли в холл, плюхнулся в первое попавшееся кресло и шумно потер руки. Джеки появился следом за нами в сопроЕождении робота, который нес мои чемоданы.

- Оставь багаж в спальне и исчезай, - крикнул Вернье.

Робот бросился выполнять приказ.

- Тут проходу нет от роботов, - счел необходимым подчеркнуть Вернье. Когда нам надо, так мы можем всегда их позвать. Но когда не надо, чего они тут шляются? Не прав ли я?

Я кивнул в знак согласия, одновременно насторожившись, не намек ли это на уничтоженного мною робота?

- Впрочем,-добавил он,-ты, наверное, не привык к ним. Откуда же на Земле взять такую роскошь!

- Привыкну, - сказал я. - Думаю, что скоро привыкну.

Я подождал, давая ему возможность как-то прокомментировать мой ответ, но так как Вернье воздержался, я пошел осмотреть квартиру. Вскоре стало ясно, что она почти ничем не отличается от той, что была в звездолете. И расположение помещений было такое же и меблировка в том же стиле. Особым воображением, видимо, негуманоиды не отличались.

Я снова вышел в холл.

- Э? Не выйти ли нам на воздух? - спросил я Вернье.

- Нет, - ответил мне он. - Мы можем поговорить и тут. К счастью, вся база построена только из земных материалов, так что мы сумели принять необходимые меры против подслушивания и в "Хижине", так мы этот дом называем, и во всех узловых местах комплекса.

Наконец-то я услышал что-то приятное.

- Ну ладно! Хотя бы в этом отношении нашей технике можно просто позавидовать. Знаешь, в этом мы достигли большого прогресса, особенно за последний десяток лет.

Мы посмотрели друг на друга каклюди, с полуслова понимающие, о чем речь.

- Эй, даты, наверное, голоден,-предположил в дружеском порыве Вернье. Давай-ка спустимся в столовую.

Я отказался и сел напротив него в надежде, что мы сразу же углубимся в деловой разговор. Однако он вскочил и, пробормотав "одну минуту", побежал на кухню. И вскоре вернулся оттуда с подносом, на котором стояли три тарелки с бутербродами, рюмки и бутылка вина. Поставил поднос на столик передо мной, взял одну из тарелок и поставил ее перед Джеки.

- Люблю животных, - Вернье со вздохом уселся на прежнее место. - Люблю всяких животных, но больше всего собак. А из собак, больше всего кокер-спаниелей. Этот чистых кровей, гарантирую! Кто тебе его дал?

- Один знакомый. . ;

- Ха-ха... Видимо, хороший знакомый был.

- Может быть.

- Именно так - "может быть"! Человек не должен быть уверен ни в чем. Доверишься кому-нибудь и... конец. С тобой покончено! Как было кончено со мной. Потому что доверился самому себе! Переоценил себя и поэтому приехал сюда. А знаешь ли, каким я был раньше? Как ты, был. Вот каким. Э, конечно, и тогда был ниже ростом, но во всем остальном был как ты. Молодой, здоровый, красивый, сильный... Э-э-эх! А сейчас! Всего через несколько месяцев! Видишь, до чего доводит переоценка собственных сил! Посмотри!

Я послушно всмотрелся в его лицо. Действительно, оно не выглядело ни молодым, ни красивым, а последний эпитет, думаю, ему никогда не подходил. Лоб у него был более выпуклым, нос более приплюснутым, а рот - более широким, чем нужно, чтобы они вместились в рамки принятых эстетических требований. И все же в этом лице было и что-то очень приятное. Приятное и в то же время трагичное. Может быть, такое впечатление производили глаза, большие, тепло-карие, с неожиданно детским выражением, несмотря на покрасневшие веки и отечность вокруг них. Может быть... Не знаю. Но мое первое впечатление о Вернье было, что он из тех досадных болтунов, которых невозможно слушать и терпеть, чтобы тебя не держало за горло какое-то чувство, исполненное смутных угрызений.

- Сколько мне лет, на твой взгляд? - спросил он и, слава богу, быстро избавил меня от затруднения, ответив сам. - Тридцать четыре! Да, всего-навсего, но разве похоже... Она, например, меня считает едва ли не стариком. Имеет право!

- Кто "она"? - поинтересовался я.

- Ясно кто... Элия! - Вернье налил себе вина в рюмку и с гримасой глубокой печали отпил несколько глотков.