Формула счастья

- Несколько мелких незначительных историй, отдельные нюансы которых дадут тебе с твоим даром психолога возможность сделать серьезные выводы относительно его личности? Это тебе рассказать?

- Слушай, Элия, этого человека обвиняют в убийстве...

- Посмертно. Он обвинен посмертно,- уточнила она. - И давай не лицемерить разными там утверждениями "Пусть восторжествует истина", "Пусть будет светлой его память" и другими в этом роде. Андрю Фаулер уже не существует.

- Но существуем мы. " ,

- Лично для меня не имеет никакого значения, он убийца или нет.

- А утверждаешь, что он был твоим другом. Противоречишь себе.

- Почему ты думаешь, что я не могу считать своим другом того, кто убил? Я и сама убила бы при данных обстоятельствах. А насчет тебя и вообще не сомневаюсь.

Я не сказал ничего.

? Но все же, - вздохнула Элия, - слушай две "истории с некоторыми нюансами". Раз ты настаиваешь. Итак, ты уже видел Вернье. Я не знаю, как и по какой причине он попал сюда, но он несчастный человек. Он сдался еще в звездолете, еще в первые часы полета. А если кого из нас можно назвать героем, то только Вернье! Он сломался, но не "до основания", поскольку оказалось, что у него вообще не было такового, а прямо рассыпался прахом, распался на бесчисленные свои слабости, страхи, фантазии, депрессии... И представь себе, из этих жалких кусочков смог возродиться снова! Закрепиться, двигаться, разговаривать, работать. Что касается последнего, то уверяю тебя, он делает это очень хорошо!

Элия неожиданно рассмеялась. Я не присоединился К ней, так как не находил ничего смешного в ее словах, кроме их высокопарной образности, может быть. А она перестала смеяться так же неожиданно, как и начала, и продолжала:

- Да, Тери, таков Вернье: величествен в непрерывной борьбе, которую ведет против собственного ничтожества, и которую выигрывает, хотя и не всегда самым честным образом. И не отнесешься ли ты с состраданием к этому изначально ущемленному человеку, но несмотря на это находя-' щему в себе силы сделать себя из ничего? И как ты будешь выглядеть, если вполне сознательно схватишь его своими мощными руками и встряхнешь, зная, какая в сущности он нестойкая и грустная конструкция?

Я хотел было ей ответить, но она быстро сделала мне знак молчать.

- Слушай, слушай и делай "выводы", комиссар! Тебе должно быть известно, что такие Люди как Вернье приобрели крайне необходимую для них способность поддерживать себя всем, что им попадется под руку; они не могут позволить себе роскошь пренебречь даже малейшей подпоркой. И вот, например, одна такая подпорка, которая, однако, имеет большое значение для Вернье: когда мы прибыли сюда, то все, кроме него, стали жертвами эйфории, и, естественно, все впали в панику. А для Вернье это, может быть, были лучшие дни в его жизни. Да он, наконец, в чем-то доминировал! Он повысил самооценку, понимаешь?

- Понимаю, - мрачно ответил я, охваченный ощущением, что наш разговор преднамеренно, провокационно неэтичен, нечист... - Понимаю и...

- ...И ждешь саму историю?- Элия снова рассмеялась...

- Да, жду, Элия. К сожалению, я должен ее ждать. И еще до того, как я направился в холодильную камеру, ты делала какие-то намеки на мою профессиональную деформацию, а теперь я тебе скажу, что если она у меня и есть, то в значительной степени из-за таких, как ты.

Мой грубоватый тон произвел полезный эффект.

- Ну, хорошо, - неловко пробормотала Элия. - Кончаю с предисловием и с предвзятостями. Коротко: однажды утром, на седьмой или восьмой день по приезде, Фаулер вышел из жилого дома первым и по ошибке взял куртку Вернье. А когда Вернье это обнаружил, его поведение стало каким-то особенным, как у человека, который чем-то сильно встревожен. И хотя у нас была срочная работа, он неожиданно направился наверх, в свою квартиру. Нам пришлось нарушить столь нужное в этот момент молчание и спросить его, что с ним, не плохо ли ему, но он не ответил. Только остановился, постоял немного, явно колеблясь, потом овладел собой и вернулся к нам. Пошел со мной и Ларсеном в зал... Однако там, как раз на восходе Ридона впал в такое состояние эйфории, от которого мы уже почти освободились! Так мы все стали свидетелями его запоздалого срыва, а когда мы собрались на обед, Фаулер показал нам какой-то флакончик и, несмотря на очевидное смущение Вернье, сообщил нам, что нашел его в кармане его куртки и что в нем содержатся таблетки сизорала... Знаешь, для чего он служит?

- Нет, не знаю, - сказал я.

- Сизорал - лекарство от желудочных заболеваний, и на Земле он запрещен из-за своего седативного воздействия

на нервную систему. Несколько лет назад против него была развернута кампания.

- Значит, Вернье привез его на Эйрену без официального разрешения?

- Именно! - подтвердила Элия. - Только не это в данном случае важно.

- А что? - изобразил я удивление.

"Вовремя проявленная недогадливость всегда обостряет реакции собеседника", - говорил шеф, и сейчас Элия недвусмысленно подтвердила его правоту: