Формула жизни (СИ)

Нервы практически оголены, он раскачивается, продолжая гипнотизировать стену взглядом, и её цвет так сильно въедается в подкорку мозга, что он начинает его ненавидеть. В голове слишком много мыслей и обвинений себя, и Жан-Жак знает — он в любом случае себя не простит. Отабек простит, а он не сможет. Даже если всё обойдётся, даже если Отабек сейчас выйдет без единой царапины — что вообще невозможно, потому что Жан-Жак ещё два часа назад самолично смывал его кровь со своих рук, — он всё равно не простит. Потому что это он, Жан-Жак, полный идиот, не сумевший остановиться вовремя, как не умел никогда. И, по правде говоря, ведь должен был пострадать он, а не Отабек, который по-честному побеждал.

— Вы Жан-Жак Лерой? — врач появляется неожиданно, словно вырастает прямо из пола. Жан-Жак моргает и поднимает голову, медленно кивает, а на лице сразу же проявляется высшая степень беспокойства и волнения. Он даже закусывает губу, готовясь к самому страшному. — Что ж, спешу вас обрадовать, серьёзных повреждении нет. Сотрясение мозга, вывих руки и много ушибов, но в целом отделался испугом.

— Когда его можно забрать? — Жан-Жак поднимается, подстёгиваемый облегчением. Но оно какое-то совсем не радостное, просто вязкое и липкое. Вина всё ещё гложет и заставляет взгляд испуганно метаться.

— Я бы хотел понаблюдать за ним до утра, если всё будет в норме, то сможете уехать.

— Хорошо, спасибо, — Жан-Жак кивает. — К нему можно?

— Не стоит, он отдыхает.

Врач уходит, а Жан-Жак покупает в автомате ещё один стакан кофе. Ночь тянется медленно, но Жан-Жак рад и этому. По крайней мере, ему не сообщили плохие новости, и утром он повезёт Отабека в свою квартиру. На такси, не на байке. За ним он вернётся позже. Или вовсе попросит кого-то из приятелей пригнать.

Пациентов ночью прибывает много, какие-то аварии, драки, бытовые травмы — центральная городская больница не испытывает нехватки «клиентов» даже по ночам. Жан-Жак наблюдает за всем отстранёно, иногда проваливаясь в дремоту. Он думает об Отабеке и лишь иногда о Юре. Считает, что всё честно — он должен отступить. И не из-за чувства вины, а потому что Отабек первым бы достиг финиша, не потеряй управление. От Юры тяжело отказаться, но переступить себя и продолжать эту гонку Жан-Жаку не позволяет ни честность, ни врождённое чувство справедливости, ни достоинство.

К утру голова начинает болеть, а глаза совсем слипаются, хотя он выпил столько кофе, сколько обычно пьёт за неделю. А ведь он думал, что вообще не захочет спать.

Отабека позволяют забрать в десятом часу. Его документы оформляют на выписку, Отабек стоит, опёршись здоровым плечом на стену, Жан-Жак поддерживает его сзади и помогает после добраться до такси. Они едут молча, каждый переваривая случившееся.

— Никто не умер, так что прекрати делать такое лицо, — наконец нарушает тишину Отабек, когда они поднимаются в квартиру Жан-Жака.

— Это ни хрена не смешно, ты в курсе? У тебя всегда было плохо с чувством юмора.

— У тебя тоже.

Жан-Жак возится с ключами, открывает двери и заводит Отабека внутрь, осторожно снимает с него куртку и разувает. Отабек хмурится, потому что ему не нравится такая излишняя забота, но снова молчит.

— Я не звонил твоим родителям, подумал, что ты не захочешь их беспокоить, — сообщает Жан-Жак, когда они садятся на диван в гостиной. Жан-Жак приносит горячий чай, Отабек держит кружку, но не делает и глотка.

— Да, спасибо, — он внимательно рассматривает Жан-Жака, вздыхает через мгновение и говорит: — Не смей винить себя. Я мог отказаться, ты же знаешь. И я не справился с управлением. Это мог быть и ты.

— И тогда бы я тоже был бы виноват, но пострадал бы только я.

— Ты не виноват, — Отабек почти улыбается, но тут же откидывает голову на спинку дивана. Тело ломит, голова болит и его подташнивает. — Никто не виноват.

Жан-Жак приносит подушку, забирает кружку из его рук и заставляет лечь. Лучше было бы настоять на кровати, а самому остаться на диване, но Отабек не согласится, а тащить его силой Жан-Жак не хочет.

Уместив Отабека на диване, он накидывает на него одеяло, оставляет стакан с водой на кофейном столике и несколько таблеток обезболивающего. Отабек кивает с благодарностью и, морщится, устраиваясь на спине. Всё тело болит, кажется, что на нём и живого места нет, так что обезболивающее очень уместно. Радует то, что у него ничего не переломано, потому что несколько недель гипса Отабек не готов выдержать.

— Ты выиграл, — вдруг говорит Жан-Жак. Отабек сначала не понимает, что он имеет в виду, потом сдерживает очередной вздох и трёт здоровой рукой лоб. Жан-Жак смотрит виновато, и это хуже любой пытки. Потому что Отабек действительно не считает его виноватым, он сам решил действовать, он сам был за рулём, и уж точно не Жан-Жак наслал на город дождь. Так сложились обстоятельства, и Отабек не смог устоять перед ними.

— Отдохни, Жан, — отвечает он. — На тебя страшно смотреть.