Форпост

Слимак подвинулся ближе, заглянул ксендзу в лицо, потрогал руками шубу и вдруг повалился ему в ноги, рыдая:

- До чего же мне тяжко!.. Так тяжко!.. Ох, до чего тяжко!..

- Benedicat te omnipotens Deus*, - благословил его ксендз.

______________

* Да благословит тебя всемогущий бог (лат.).

И неожиданно, вместо того чтобы перекрестить, обнял его за плечи и опустился с ним рядом на порог. Так они долго сидели - элегантный ксендз и бедный, плачущий мужик в его объятиях.

- Ну, успокойся, брат, успокойся... Все будет хорошо... Господь не оставляет детей своих...

Он поцеловал его и утер ему слезы. Слимак с воплем снова упал в ноги ксендзу.

- Теперь мне и помирать не страшно... - всхлипывал он. - Теперь мне можно и в пекло провалиться за все мои грехи, когда мне выпало такое счастье, что сам ксендз сжалился надо мной... А стою ли я? Да проживи я хоть сто лет, хоть бы я на коленях дополз до святой земли, мне этого не заслужить...

Не вставая с колен, он отодвинулся и у ног ксендза стал отбивать земные поклоны, словно перед алтарем. Прошло мною времени, прежде чем ксендзу удалось успокоить Слимака. Наконец он заставил его подняться и надеть тулуп.

- Выпей, - сказал ксендз, протягивая ему чарку меду.

- Да я не смею, благодетель, - смущенно ответил мужик.

- Ну, я пью за твое здоровье. - И ксендз пригубил чарку.

Слимак принял мед дрожащими руками и, снова опустившись на колени, выпил.

- Что, вкусно? - спросил ксендз.

- Ух, добро! Арак против него дрянь... - ответил мужик уже другим тоном и поцеловал ксендзу руку. - Видать, тут кореньев много положено, - прибавил он.

Потом ксендз уговорил его съесть кусок мяса с хлебом и выпить еще меду. Еда заметно подкрепила Слимака.

- А теперь расскажи мне, брат, что с тобой случилось, - начал ксендз. Помнится, ты был прежде зажиточный хозяин.

- Долго рассказывать, благодетель. Один сын у меня потонул, другой сидит в тюрьме, жена померла, лошадей у меня украли, хату подожгли. А все мои беды начались с того самого времени, как пан продал имение, как начали строить дорогу да как пришли сюда немцы. Вот за этих первых дорожников, еще когда они тыкали колышки в поле, и взъярились на меня в деревне. Это все Иосель их подбивал из-за того, что землемеры у меня покупали цыплят и всякую всячину. Он и по нынешний день их подуськивает...

- А вы продолжаете ходить к нему за советом, - заметил ксендз.

- А куда же пойти, благодетель, скажите, сделайте милость? Мужик человек темный, а еврей во всем знает толк, так иной раз и хорошо посоветует.

Ксендз пошевелился. Мужик, возбужденный медом, продолжал:

- Как пан уехал, кончились мои заработки в имении да еще пришлось отдать немцам те два морга земли, что я арендовал у пана.

- Ааа!.. - прервал ксендз. - Это не тебе ли помещик хотел продать за сто двадцать рублей луг, который стоил не меньше ста шестидесяти?

- Правильно, мне.

- Почему же ты не купил? Ты не поверил ему. Вам все кажется, что господа только и думают, как бы вас обидеть.

- Кто их знает, благодетель, что они думают? Между собой лопочут, будто евреи, а станут с тобой говорить - все им смешки. Я и сейчас помню, как тогда пан со своей пани да с шуряком начали надо мной мудрить насчет этого луга, так до того меня напугали, что я и за сто рублей его бы не взял. Да еще толковали люди в ту пору, что будут землю раздавать.

- А ты и поверил?

- Да как тут сообразишь, когда со всех сторон все только мутят, а истинной правды ни от кого не узнаешь? Всех лучше в этих делах разбираются евреи, но один раз они скажут так, другой - этак, а мужик тому верит, к чему у него душа лежит.

- Гм! А на железной дороге у тебя был какой-нибудь заработок?

- Гроша ломаного не видел, немцы сразу меня прогнали.

- И ты не мог прийти ко мне? - негодовал ксендз. - Ведь у меня все время жил главный инженер.

- Простите, благодетель, откуда же мне было знать? Да и не посмел бы я к вам пойти.

- Гм, гм! А что, немцы тоже тебе досаждали?

- Ой, ой! - вздохнул мужик. - Как приехали, так и начали из меня душу тянуть: продай да продай им землю! Так на меня насели, так приставали, что, когда господь наслал на меня огонь, я не устоял и перебрался с женой к ним...

- И продал?..

- Господь бог уберег да моя покойница. Встала со смертного одра, утащила меня от них и так заклинала, что лучше я помру, а продавать не стану. Ну, теперь они меня заедят... - уныло прибавил Слимак, понурив голову.

- Ничего они тебе не сделают.

- Ну, не они, так старый Гжиб. В случае Хаммеры отсюда уйдут, Гжиб у них купит ферму. А он еще похуже немца.

"Нечего сказать, хорош пастырь! - подумал про себя ксендз. - Мои овцы грызутся между собой, как волки, немцы их донимают, евреи дают им советы, а я разъезжаю по гостям!.."

- Побудь здесь, брат мой, а я заеду в деревню.

Он поднялся с порога. Слимак еще раз поклонился ему в ноги и проводил до саней.

- Поезжай за мост, - приказал ксендз вознице.

- За мост?.. А туда не поедем? - удивился кучер, повернув к нему пухлое, точно искусанное пчелами, лицо.

- Поезжай, куда велят! - нетерпеливо ответил ксендз и порывисто опустился на сиденье.