Читаем Форпост в степи полностью

Ания открыла дверь. Входя в камеру, она низко наклонилась. Стены камеры были сырые и при свете свечи казались зеленоватыми. Пол покрывала зловонная грязь. Свет сюда не проникал.

У задней стены виднелась фигура, сидевшая на корточках. Человек был прикован цепью к стене. Одежда висела на нем лохмотьями, тело местами обнажено. Голова свисала на грудь, руки судорожно впились в грязь.

Ания осторожно присела перед ним на корточки и приподняла его голову. Грязные волосы нависали липкими прядями узнику на глаза. Когда она отвела волосы с его лба и свет свечи упал на лицо, то едва не отскочила в испуге:

— Так вот ты какой? О Аллах всемогущий!

Он понял ее не сразу. Гремя цепью и жмурясь, он повертел головой, после чего тихо ее поприветствовал.

— Я рад, — сказал он, но не договорил. Только сейчас до него дошло, что девушка не снится ему, а действительно находится рядом, в этом сыром каменном мешке.

Архип прикрыл разболевшиеся от света глаза и наобум заговорил о чем–то, возводя таким образом оборонительную преграду для защиты от жалостливых слов посетительницы, которые ожидал сейчас от нее услышать.

В том, что он не ошибся, Ания убедила первой же фразой, полоснувшей его, точно плетка:

— О, Аллах великий и всемогущий, неужели ты человек, а не шайтан?

— Прошу тебя, молчи, — прошептал подавленно Архип. — Я знаю все, что ты хочешь сказать, все, что ты можешь мне сказать, но для меня это не имеет никакого значения…

Он сидел на корточках — жалкий, униженный, цепляясь пальцами за скользкие от жидкой грязи камни пола. Его слезящиеся глаза едва видели расплывчатое лицо незнакомки, которая вторглась в его мрачное жилище. На этот раз ее приход вызвал в нем отнюдь не восторг, а скорее негодование и слезы. Архип испугался: сейчас она наверняка расплачется от жалости к нему!

— Если бы я знала, что мне сейчас делать! Чем мне помочь тебе? Как мне вызволить тебя из этого ужасного места?

Он услышал искренние ноты в ее голосе. Кажется, бедняжка на все смотрит благоразумно. Но как же быть ему? Нужно ли что–то сказать? Или лучше промолчать, пусть все идет своим чередом?

— Ежели ты пожаловала меня жалеть, — сказал он, — то лучше уходи. Единственное, что я терпеть не могу, так это жалости.

Незнакомка промолчала, а Архип вздохнул с облегчением:

— Ну, для чего ты пожаловала ко мне? Охота полюбоваться, как я страдаю?

Лицо молчавшей девушки наконец начало принимать отчетливые контуры. «Да она красавица!» — подумал Архип, а вслух сказал:

— Ступай–ка ты отсель, девица, а то хозяйка спохватится и начнет рыскать повсюду…

Однако незнакомка гордо встряхнула головой:

— Будь добр, не говори глупостей. Если бы я боялась своей хозяйки, то никогда не посмела бы спуститься в этот ад и войти в твою… Э–э–э…

Она замолчала, будучи не в силах подобрать подходящее название его камере.

Нечто в голосе Архипа настораживало ее, и заглушить это чувство тревоги он ничем не мог. Теперь он весь обратился в слух. Он должен был точно знать, что хочет сказать ему эта девица и для чего она пришла к нему во второй раз. Но незнакомка молчала.

Архип вдруг почувствовал усталость — следствие длительного напряжения. Она одолевала его все больше и больше. Недельная работа в кузнице не измотала бы его так, как эти несколько минут общения с загадочной незнакомкой.

— Ну что ты молчишь? Говори, коли пожаловала, или уходи…

Он с такой силой сжал кулаки, что если бы в темнице было светло,

то незнакомка непременно увидела бы, что у него даже суставы на пальцах побелели.

— Если бы я могла тебе помочь! — вдруг прошептала девушка. — Но как? Как?

Того, что ей необходимо было от него услышать, он сказать ей не мог. Да и чем могла ему помочь эта жалкая служанка Чертовки, если она даже не посмела позвать кого–нибудь ему на помощь?

— Потерпи еще немного, и я придумаю, как тебя вызволить, — сказала она. — Я чувствую, что ты ни в чем не виноват и несправедливо заключен в это жуткое место! Наберись терпения и надейся. Скоро я освобожу тебя.

— Легко сказать, — вздохнул он. — Ежели и впрямь мне удастся высвободиться, то Чертовка тебя со свету сживет!

— А я уйду с тобой! — вдруг неожиданно заявила девушка. — Ты возьмешь меня с собой?

Архип вздрогнул. Ему вдруг показалось, что он ослышался или неверно истолковал вопрос незнакомки. Поэтому он посмотрел недоверчиво на девушку и переспросил:

— Ты что, аль впрямь собралась утекать со мною?

— Да! — твердо ответила она.

— И тебя не смущает жизнь с казаком?

— Ни слова больше, — не дав ему договорить, сказала Ания. — Только ответь на мой вопрос, если нетрудно.

— Говори, — прошептал Архип, чувствуя внутри себя что–то такое, чего ему не доводилось чувствовать никогда.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

— Архипом зовут, — ответил он, глядя на незнакомку каким–то иным взглядом. — А тебя? Назови и мне свое имячко, красавица.

— А-ния, — дрогнувшим голосом ответила девушка, и свеча в ее руке предательски задрожала.

Она попятилась к двери.

— Я пойду. Мне пора, — прошептала Ания на прощание. — Но ты верь мне и жди меня, Архип. Я обязательно освобожу тебя, как обещала!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза