Читаем Форпост в степи полностью

— А вот этого делать не следует, — усмехнулся тот, довольный впечатлением, которое сумел произвести на эту злобную истеричку. — Нам надо немедленно уходить, пока Анжели скачет в Париж, граф Артемьев безмолвствует, а капитан Барков пытается навести мосты к твоему каменному сердцу!

— А ты позабыл про ангела смерти, которого оставил Анжели? — прошептала Жаклин. — Он же убьет нас!

— Да плевать я на него хотел, — неподдельно весело рассмеялся Нага. — Этот «ангел» смертен, как и мы с тобой, Аннушка! Мы обведем его вокруг пальца, вот увидишь!

— Когда же мы бежим? — спросила Жаклин с таким видом, словно была готова убраться из Оренбурга прямо сейчас.

— Не спеши, Аннушка, мы еще не обговорили детали, — ответил загадочно Нага. — Мы еще не обговорили, кого и что возьмем с собой, и не составили плана! Из Оренбурга бежать можно только в двух направлениях — на Яицк или в сторону Самары. Куда именно, нам и предстоит выбрать!

— Конечно, в сторону Самары! — воскликнула Жаклин. — Только из Самары мы можем перебраться во Францию!

— Разумно, — согласился Нага, думая о чем–то.

— Но для этого нам понадобится хороший экипаж, способный везти четверых человек!

— И это разумно, — согласился машинально Нага, но тут же опомнился: — Ты что, собираешься тащить за собой этого полудохлого Архипа?

— Это мое условие! — твердо заявила Жаклин. — Ты берешь с собою ханскую дочку, а я — Архипа!

Нага на минуту задумался. В его голове, видимо, быстро созрело какое–то решение, и он утвердительно кивнул:

— Хорошо, договорились!

Вместо того чтобы порадоваться, Жаклин насторожилась. Ей почему–то показалось, что Нага неискренен! Решив не доверяться ему полностью, она мило улыбнулась:

— Нам надо подумать об экипаже и о деньгах, которые нам необходимы!

Нага пододвинул к ней свое кресло, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Он увидел, что Жаклин, несомненно, уверена в том, что говорит: выражение лица было спокойным, как у человека, пришедшего к определенному решению, обладающего твердой волей и выдержкой. Нага решил, что момент самый подходящий, и рискнул задать вопрос, который уже давно томил его алчное сердце:

— Ты знаешь, где прячет золото этот проклятый француз?

— Если бы знала, то меня уже давно не было в Оренбурге!

Ответ Жаклин разочаровал Нагу. На этот раз он задумался надолго. По его озабоченному виду было понятно, что прозвучавшая новость ошеломила его.

Шло время. Нага и Жаклин молчали, погрузившись в свои мысли. Нага ходил по комнате взад и вперед. От камина послышался бой часов, и снова тишина, такая глубокая тишина, что, казалось, можно было потрогать ее рукой. И Жаклин, и Hare думалось, что жизнь замерла в ожидании первого пения петуха, которое разбудит их, нарушив очарование.

Внезапно Нага стал думать вслух: «Без золота не стоит и мыслить о бегстве!»

— Что ты только что сказал? — спросила Жаклин.

— На улице уже темно, обговорим детали в следующий раз.

Он шагнул к двери. Но прежде чем открыть ее, обернулся:

— Ложись спать, Жаклин, а я прогуляюсь и подумаю, как нам все обставить!

* * *

Нага, сильно раздосадованный, вышел на улицу, чтобы немного развеяться и освежиться. Проходя мимо сквера, он, к своему неописуемому удивлению, увидел, что на скамейке сидит тот самый цыган, который доставил ему столько неприятностей. При виде его в груди Наги вдруг вспыхнула вся накопившаяся в нем злоба.

— Ты, собака! — заорал он на цыгана. — Как ты еще осмеливаешься показываться мне на глаза? Что тебе здесь нужно?

Тот не спеша повернулся к разбушевавшемуся Hare.

— А–а–а, это ты, господин? — сказал он. — Ты позабыл заплатить мне деньги. Вот я за этим и пришел.

Лицо Наги позеленело от злости.

— Наглый бродяга! Сейчас я вышибу из тебя душу и отрежу твой поганый язык!

— Я позволю сделать со мной, что захочешь, — сказал с едкой ухмылочкой цыган. — Но лишь тогда, когда получу с тебя долг!

— Не имею понятия, о каком долге идет речь! — хмыкнул Нага. — Ты, наверное, хочешь получить с меня плату за то, чего так и не сделал?

— Как это не сделал? — искренне удивился цыган. — Я же привел гадалку, как мы и уговаривались. И не моя вина в том, что правда из уст Ляли так разозлила твою хозяйку.

— Если ты не находишь своей вины в случившемся, выходит, виноват в нервном срыве хозяйки я? — разозлился Нага. — Это не я, а ты мне должен, скотина! Так что не взыщи.

Цыган нахмурился и, быстро присев, выхватил нож из–за голенища сапога.

— Заплати мне, слышишь! Не гневи, Христом Богом прошу.

— Хорошо просишь, искренне, — хмыкнул Нага, глядя на нож. — Разве можно отказать хорошим людям…

Он достал из кармана кошель и, пристально глядя в глаза цыгану, швырнул золото ему в ноги:

— Вот, пожалуйста. Там чуть больше, чем я тебе обещал.

Но цыган не спешил поднимать кошель. Он осторожно осмотрелся, но, не увидев никого, кто бы поздней ночью мог прийти на помощь к Hare, немного успокоился. Цыган осторожничал недолго. Уже скоро пробудившаяся внутри жадность взяла верх над всеми остальными чувствами, и он присел на корточки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза