Читаем Форпост в степи полностью

сабарман Ергаш оказался вне закона. Путь в Хиву, Бухару и Малую Орду был для него заказан. Может быть, не навсегда, но надолго.

Без достаточного пополнения, без покровительства, без продовольствия Ергаш уже не мог действовать активно. Пока он не озлобил кандальников–казаков, сабарману и его людям жилось легче. Но сейчас…

Большая юрта, куда вошел Ергаш, вся была застлана пестрыми коврами. Сверху свисала керосиновая лампа под большим зеленым колпаком. В углу, подогнув под себя ноги, сидел его брат Юсуп в стеганом халате и тюбетейке на голове. Рядом с ним, привалясь к подушке у стены, полулежал сын брата, Сияркул. Юсуп смотрел на Ергаша одним глазом, второй был плотно прищурен. У входа справа расположился Ирек, второй сын Юсупа, тоже нарядно одетый в черный халат с красивой расшитой тюбетейкой на голове. Он тяжело дышал, страдая от неимоверной полноты, делавшей его похожим на большой каменный валун, лежавший на речной отмели.

— Ну что же ты? — встретил не слишком–то радостно Ергаша Юсуп. — Еще не истребили кандальники твое войско?

— Зря потешаешься, — угрюмо ответил сабарман. — Казаки — хорошие и крепкие воины. Или ты, брат, успел позабыть, когда драпал от них год назад? Если бы не я и не мое войско, ты остался бы не только без глаза, но и без башки!

Юсуп стрельнул своим единственным глазом на Ергаша, но тот, с обычной усмешкой, заметил:

— Это еще цветочки. Если ты будешь здесь отсиживаться и ждать благоприятного ветра, казаки вооружатся, окрепнут. Вот тогда нам обоим будет крышка. Дай мне людей, и мы разгоним кандальников!

— Наверное, ты прав, брат мой, — сказал Юсуп. — Только как мне выступить против казаков? Хан Нурали лично повелел мне и моим воинам на время убрать оружие в сундуки.

— Он мне тоже велел это сделать, — хмуро изрек Ергаш. — Но веление хана относится только к казачьим поселениям, а не к беглым каторжникам, которые вне закона!

— Вот–вот, вне закона, — противно хихикнул Юсуп. — Они сейчас помечутся по степи и уберутся восвояси. Зима на носу, и казакам, привыкшим к жилищам, будет холодно!

— Ты неправильно мыслишь, брат мой, — возразил Ергаш. — Казакам–кандальникам обратного пути нету. Они уже сколько времени воюют со мной и возвращаться не собираются. Идти им некуда. На каторгу они добровольно не пойдут. Им проще всего перебить твоих воинов и перезимовать в твоих юртах. Надеюсь, ты топливо на зиму заготовил?

Юсуп, задетый за живое, поморщился, но не ответил брату.

— Сияркул, — позвал он старшего сына, — подойди ко мне, мой мальчик.

Тот быстро опустился на колени перед отцом и уважительно поцеловал край его халата.

— Иди и отправь воинов Ергаша на дальний стан, — сказал Юсуп. — Пусть отдохнут, отъедятся, пока брат мой погостит у меня в юрте.

Словно кнутом, хлестнули горячего сабармана слова: «Погостит у меня!»

Сияркул направился к выходу, за ним следом поспешил и Ергаш, но был остановлен повелительным окриком Юсупа:

— Я же сказал, чтобы остался со мною, брат! Давно не виделись и найдем о чем с тобою поговорить!

Ергаш вернулся, сел на указанное Юсупом место и, переполненный досадой, облокотился о подушку. «Я тебе еще это припомню, братец, — зло подумал он. — Тебе еще отольется мое унижение!»

Они сытно поужинали вкусным пловом.

Как, значит, далеко все зашло, если он, грозный сабарман Ергаш, имя которого наводило ужас на степь, в одно мгновение перешел в подчинение своего младшего, никогда не блиставшего умом и храбростью брата. Нет, все же сильно обидел его Юсуп, плюнул в душу — не поставил даже в один ряд со своим сыном.

— Я велел зажарить наутро барашка, — сказал неожиданно Юсуп, отвлекая брата от его мрачных мыслей. — А ты помнишь, когда я, униженный и побитый казаками, гостил в твоей юрте?

— Помню, — хмуро ответил Ергаш, садясь повыше.

— Давно это было, — мечтательно вздохнул Юсуп. — Хотя и не очень. Я рад оказать тебе посильное гостеприимство, брат, как ты оказал его мне когда–то!

— А ты не боишься, брат, что казаки к тебе нагрянут? — спросил Ергаш. — Они злы и вооружены сейчас неплохо.

— Мне нечего бояться, — хмыкнул самоуверенно Юсуп. — У меня триста воинов.

— А казаков не меньше сотни, — нахмурился озабоченно Ергаш. — Не мне тебе говорить, что это сила значительная!

— Уж не предлагаешь ли ты мне сдаться, брат? — притворно озаботился Юсуп. — Или бежать подальше, на дальнее стойбище?

— Нет, ничего такого я тебе не предлагаю, — хмуро ответил Ергаш. — Пойду–ка я навещу старика Умара, если позволишь, брат?

— Отчего же, позволю, — улыбнулся тот. — Можешь и заночевать в его вонючей юрте, если захочешь. Старик едва жив и даже овец пасти из своей норы не выходит!

В мрачном настроении Ергаш покинул шатер брата и пошагал вверх по руслу реки. Он знал, что в нескольких верстах от стойбища Юсупа стоит одинокая юрта их престарелого дяди Умара, который проживал в одиночестве и не досаждал никогда Юсупу просьбами о помощи.

И вот он подошел к жилищу дяди. Степь да степь кругом. Луна сияет, как солнце. До ближайшего аула верст пятьсот, а до Оренбурга или Яицка и того больше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза