Форсайт

– И ты так живешь с тех пор?

– Так и живу. Все живут, кто с собой не покончил. Понемногу приспособились. Поняли, что зеркала опасны, стали их бить. Зима не очень холодная, можно и с пленкой или листом пластика, особенно если найти квартиру с электричеством.

– Откуда берется электричество?

Михаил пожал плечами. Встал, снял с плиты ковшик с почти закипевшим молоком. Восхищенно сказал:

– Не свернулось, круто… Я лоханулся, морозилку в этой квартире не проверил. Электричество, говоришь? А откуда газ берется? Никто не знает! Почему одни продукты стухли, а другие свежие? Серпарды еще эти… – он зевнул и махнул рукой. Достал из шкафа две кружки, налил молока себе и мне. – Как ночь провел, Никита? Я заметил, решетка погнута…

Он испытующе смотрел на меня.

– Девочка-змея, – объяснил я.

– Хорошо, что укрылся, – очень серьезно сказал Михаил. Отпил еще слишком горячего молока, морщась, но не в силах удержаться. – Она днем хорошая, мирная. А вот ночью лучше не попадаться.

– Сожрет?

– Задушит. Обовьется и раздавит. И будет бормотать при этом: «Холодно, так холодно, так одиноко, согрейте меня…» Потом сожрет… А может, это ниблы грызут…

Он передернул плечами.

– Хотел ее пристрелить. Но ночью как-то ссыкотно, а днем жалко.

Михаил снова зевнул. Виновато сказал:

– Не выспался, извини…

– А из Москвы уйти мысли не было? – спросил я.

– Уйти? – Он как-то нехорошо хихикнул, опустил подбородок на грудь. – Мысли-то были…

– Ну? – насторожился я. – Михаил? Разморило тебя?

Миша поднял голову.

Я вздохнул.

– Привет, Миша.

– Здравствуйте, Никита! – Он обвел кухню глазами. – Ого! Тут газ есть! Я вас нашел или вы меня?

– Ты меня. Ты, который из будущего.

– Все нормально? Он запись посмотрел? Поверил?

Миша явно изнывал от любопытства и был горд собой.

– Посмотрел, поверил.

– Вы поговорили? – Миша уставился на недопитый стакан с молоком. – Или только ели?

– Он ничего не помнит, – объяснил я. – Никакого События, никакой жизни до него. Однажды проснулся, а мир вокруг такой.

Миша вскочил, едва не приложившись головой о полку с какими-то запыленными вазочками и фарфоровыми фигурками. Опасливо посмотрел вверх.

– Все забываю, что я тут высокий… Правда, очень высокий?

– Богатырь, – мрачно ответил я. – Короче, местные ничего нам не расскажут, потому что они ничего не помнят. Для них этот мир единственный, который им знаком.

Миша начал прохаживаться по кухне взад-вперед, как-то очень легко заполнив ее всю.

– Я подозревал! Я когда местных расспрашивал, они все бормотали «ничего не помню», «ничего не знаю». Значит, это они всерьез!

– Мне так вообще не отвечали.

– Ха! Знаешь, когда у тебя большой пулемет – отвечают!

Я невольно улыбнулся.

Пулемет – он располагает к откровенности.

– Пришел бы ты минут на пять позже, – вздохнул я. – Что-то мне Миша-старший рассказать собирался. Про то, почему он не покинул Москву.

– И так до часа ночи ждал, чтобы ты точно заснул, – обиделся Миша.

– А чего так долго?

Миша вдруг заметно покраснел.

– Под фонарем нас с Леной увидел? – понял я. И попытался пошутить: – Ну… ты тоже с девушкой ушел.

– Ха! Она тут с папой! – возмутился Миша. Постоял у плиты, потом выключил газ. – Надо экономить. Хорошее место.

– Думаешь, кончится?

Он пожал плечами. И предложил:

– Навестим Нюру? Мне интересно, она помнит, что ночью было, или нет?

– Значит ты ее знаешь?

– Так я-взрослый тут полгода живу! Он всех знает, и я со многими познакомился.

– Потому что с человеком, у которого большой пулемет, лучше дружить… – ехидно сказал я.

Встал, шагнул и невольно поморщился.

– Что у тебя с ногой?

– Да если б знал! Связка, наверное, порвана. Так с первого форсайта. Иногда слабее болит, иногда сильнее.

– Сейчас…

Михаил открыл холодильник, сморщился от зловония, но все же начал рыться на самой верхней полочке дверцы.

– Не устраивай тут газовую камеру! – попросил я.

– Да сейчас…

В итоге он снял всю полку, вывалил ее содержимое на стол и закрыл дверцу. Стал рыться в тюбиках и коробочках.

– Все давно испортилось, – сказал я. – Не зря же в холодильнике хранили.

– Зря. Как правило достаточно не нагревать выше двадцати пяти градусов. А тут холодно всегда…

Он торжественно поднял какой-то тюбик.

– Вот, эта дрянь вообще не портится, это вьетнамская мазь с ядом кобры. Давай ногу.

– Ты уверен?

– Не трать время, а? – Миша сверкнул очками.

В результате я стянул берцы, закатал штанину, снял носки и уложил ногу на свободную табуретку. С радостью увидел, что носки свежие, трофей из квартиры с зеркалом.

– Соблюдаешь гигиену, это хорошо, – похвалил Миша. – Некоторые совсем освинячились.

Он помял мне голень, надавил в нескольких местах, уточнил, где болит. И уверенно сказал:

– Привычный подвывих голеностопа. Кажется, есть синовит.

– Чего?

– Воспаление сустава, как следствие регулярных вывихов.

– Ты в кого такой умный? – не удержался я.

– Мама врач, папа врач, и я должен был врачом стать.

Миша выдавил изрядный кусок крема и втер мне в голень. Потом достал из своей громадной куртки рулончик эластичного бинта.