Фортуна благоволит грешным

– Возможно. Хотя могла быть и другая причина. Например, тот факт, что вы гостите в доме викария. На вас могли напасть также из-за того, что вы – друг лорда Хьюго Старлинга. Но есть и более простое объяснение… Вы шли вечером один и кому-то показались человеком, у которого легко отобрать кошелек, вот и все.

Бенедикт покачал головой.

– Нет-нет, не думаю, что он напал на меня из-за этого. Уж скорее на меня напали из-за того, что я что-то знаю. Но что именно я знаю? О, проклятье! – воскликнул он, поморщившись от боли. – Прошу прощения, я не знал, что вы собираетесь развязать повязку на моей руке. – Теперь его онемевшие пальцы стали двигаться лучше, но из раны снова начала сочиться кровь.

– Моряк ругается? – пробормотала Шарлотта. – Какой сюрприз для меня! Я-то думала, что все моряки – образец учтивости и элегантности. – Она потянула его за рукав. – Придется снять китель и рубашку. Вам помочь раздеться?

– Я был бы дураком, если бы отказался. – Бенедикт пытался острить, но в действительности он очень сомневался, что смог бы раздеться так, чтобы рана снова не открылась.

Упершись ногами в пол, он стиснул зубы и кивнул в сторону Шарлотты. Тотчас она шагнула поближе к нему и проговорила:

– Поведите здоровым плечом, чтобы я смогла стянуть с вас…

– У меня оба плеча здоровые, – пробурчал Бенедикт.

– Ладно, хорошо. – Шарлотта нахмурилась. – Тогда вот так: поведите своим замечательным мускулистым правым плечом, и мы снимем с вас китель с этой стороны. Да, вот так… Теперь я смогу аккуратно… Нет-нет, теперь поднимите руку, а другой рукой прижмите к ране вот эту тряпицу. И прижимайте все время, пока держите руку поднятой.

Минуту спустя китель упал на пол возле кровати. Тяжелый, как мешок с картошкой.

– Поосторожнее с этим, пожалуйста, – проворчал Бенедикт. Он начал медленно опускать руку. – Я заработал этот китель годами безупречной службы.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, но должна вас огорчить: на то, чтобы его испортить, потребовались лишь мгновения. Прореху в рукаве можно зашить, но белый кант никогда уже не будет прежним.

«А может, заштопать разрезанную ткань? – промелькнуло у Бенедикта. – Пожалуй, я мог бы с гордостью носить испачканный кровью китель, как другие моряки носят следы боевых ранений». Но он тут же отбросил эту мысль. Одеваться так – это был бы еще один способ устроить своего рода спектакль. Он ведь носил морскую форму лишь для того, чтобы не заботиться о моде и не тратиться на одежду. Но, возможно, пришло время оставить кое-что в прошлом. Пожалуй, он мог бы одеваться по-другому…

– Тогда отложите китель в сторону, – сказал Бенедикт. – Я позже решу, что с ним делать.

Пуговицы звякнули и царапнули по полу – Шарлотта подняла китель.

– Я повешу его на спинку стула возле письменного стола, – сообщила она. – А теперь, мистер Фрост… Позвольте снять с вас остальную испорченную одежду.

– Зовите меня Бенедиктом.

Она не ответила и начала расстегивать пуговицы на его жилете. Причем ее пальцы продвигались все ниже и ниже… Бенедикт вздрогнул и крепко зажмурился – но вовсе не потому, что ему было больно. Ему следовало сохранять хладнокровие, и он напомнил себе: «Только не опьяней снова». Хотя ужасно хотелось «опьянеть»…

– Да, хорошо, буду звать вас Бенедиктом, – сказала наконец Шарлотта, расстегивая очередную пуговицу на его жилете. – Бенедикт так Бенедикт…

Тут она наклонилась и сняла с него белый жилет, наверняка также испачканный кровью. В этот момент он еще немного опустил раненую руку, и его пальцы наткнулись на что-то мягкое и округлое.

– Это то, что греки называют derrière, – со смехом сказала Шарлотта. – У вас он тоже есть. Подвиньте, пожалуйста, руку. Нам нужно снять с вас рубашку, чтобы я могла промыть рану.

– Не уверен, что это греческое слово, – ответил Бенедикт. – Большинство интересных слов на греческом я знаю, а то, что я сейчас нащупал…

– Нащупали – и ничего страшного, раз уж так получилось. Ну вот… Осталось совсем немного.

Тут по его лицу прошелестел лен рубахи, и он уловил запах свежей крови. Когда же рукав скользил по ране на руке, вся рука словно горела. Через несколько секунд рубашка была отброшена в сторону и с тихим шорохом упала на пол.

В комнате горел камин, распространявший тепло, у Бенедикта напряглись соски. Теперь Шарлотта его видела… полуголого, но он-то понятия не имел, как выглядел в ее глазах… Ему ужасно хотелось, чтобы она к нему прикоснулась, и она действительно к нему прикоснулась. Правда, всего лишь влажной тканью, которую приложила к его ране.

– Ваш таинственный друг нанес вам узкую рану, – сообщила она, – но довольно глубокую. Ее бы надо зашить, но если я попытаюсь это сделать, мне станет дурно.

– А что будет, если ее не зашивать?