Фортуна благоволит грешным

– Хотел бы, но не ради самих рассказов, нет. Просто мне хочется узнать, как вы взяли штурмом светское общество. И было бы очень любопытно услышать ваш рассказ об этом… Ну, так что же?

Шарлотта молчала. Бенедикт, как всегда, выразился так, чтобы у нее была возможность сказать «нет». Однако же… Подтянув колени к подбородку и обхватив их руками – это была ее любимая поза, – Шарлотта проговорила:

– В этом нет никакой тайны. Все случилось… по необходимости. И происходило постепенно, день за днем.

– А с чего все началось?

– Началось с картины. С портрета, написанного с меня более десяти лет назад. Мне тогда было восемнадцать, и мне нравилось, когда мне говорили, что я такая красивая, что с меня можно писать картины. О, мне это настолько нравилось, что я даже не отказалась раздеться.

– Тот художник оказался счастливчиком, – заметил Бенедикт. Он вытянул перед собой ноги и скрестил их в щиколотках. – Вас рисовал житель Лондона?

– Нет, это был… – Шарлотта судорожно сглотнула. – Это был Эдвард Селвин.

Сопоставив сроки, Бенедикт должен был догадаться, что именно Эдвард – отец Мэгги. Но Бенедикт сказал совсем не об этом.

– А… ваш сосед? – пробормотал он.

– Да, он самый, – сказала Шарлотта. – Полагаю, Эдвард считает себя самым недооцененным живописцем Лондона.

– Как такое может быть, если он нарисовал вас? Думаю, он по праву должен считаться королем в художественном мире.

– Какой же вы льстец! – рассмеялась Шарлотта. – Позвольте вам напомнить, что вы не знаете, как я выгляжу нарисованная.

– Верно, не знаю. Но я проводил руками по самым знаменитым статуям Парижа, а они даже близко не приближаются к красоте ваших форм.

Шарлотта тихонько вздохнула.

– Ах, Бенедикт, когда вы говорите мне такое… Я даже не знаю, о чем рассказывать вам дальше.

– Тогда ничего не рассказывайте. – Он принялся поглаживать ее по спине – вверх и вниз, медленно и нежно… – И я скажу вам еще кое-что, мисс Перри. Кое-что правдивое, откровенное и, наверное…

– Фривольное, – подсказала Шарлотта.

– Да-да, именно так. Но сначала, если позволите, мне хотелось бы задать вам один…

– Можете спрашивать меня о чем угодно, – перебила Шарлотта. – Я готова ответить на любой ваш вопрос.

– Что ж, тогда…

– Спрашивайте, Бенедикт. О чем угодно.

– Видите ли, я знаю, что куртизанка – это прежде всего хозяйка и та, кто развлекает. Но когда у вас появляется покровитель, ваша роль должна была иногда приводить вас в спальню, не так ли?

– Да, так и было, – отозвалась Шарлотта. И тут же почувствовала, что лоно ее увлажнилось. «Какая же я развратная!» – воскликнула она мысленно.

А Бенедикт, по-прежнему поглаживая ее по спине, продолжал:

– Но как может быть… Ох, наверное, я не должен об этом спрашивать, ведь я…

– Теперь уже просто должны, – перебила Шарлотта. – Должны, раз уж начали. Так о чем же вы хотели спросить? О, я сгораю от любопытства!..

– Гмм… – протянул Бенедикт.

Шарлотта внимательно посмотрела на него. Он явно покраснел – это было заметно даже под загаром, покрывавшим его лицо.

– Ну, спрашивайте… – сказала она.

– Как можно заниматься любовью с человеком, к которому… который вас не привлекает? – пробормотал Бенедикт. Он задал этот тайный запретный вопрос, потому что ему было очень любопытно. Долго не решался спросить об этом – и вот теперь, наконец, решился.

Шарлотта откашлялась и проговорила:

– Ну… Если ситуация того требует, то… Тогда я нахожу в этом человеке хоть что-нибудь привлекательное. Возможно, от мужчины приятно пахнет. Или у него приятный голос. Может быть, он щедрый или добрый. Поверьте, почти в каждом можно найти что-нибудь привлекательное.

– Почти?

Медленное поглаживание по ее спине прекратилось.

– Один раз я передумала. Чем лучше я узнавала того человека, тем яснее становилось, что в нем ничто не может нравиться. – «Рэндольф!» – Даже несмотря на его богатство и красивое лицо…

Бенедикт снова стал поглаживать ее по спине, и теперь она даже чувствовала его ноготь сквозь тонкое платье и легкий корсет.

– Вы очень умная, – сказал он. – Нашли наилучший способ добиться успеха.

– Это необходимость. Но, увы, когда незамужняя женщина позволяет мужчине поместить часть его тела в ее тело, она становится менее ценной как человек. Под видом заботы о благопристойности люди одержимы интимными сторонами поведения молодых женщин. Вам это не кажется вульгарным?

– И вульгарным, и несправедливым. – Бенедикт вздохнул. – Впрочем, признаюсь, что я не слишком об этом задумывался. У меня период роста от мальчика до взрослого мужчины проходил на корабле, и мы никогда не говорили об утонченных дамах из высшего света. Несколько офицеров были женаты, но большинство моряков при каждой возможности мчались в порт для… – он откашлялся, – для душеспасительных занятий. И женщины выигрывали от этого столько же, сколько и мужчины. Во всяком случае, я тогда так думал.

Шарлотта невольно улыбнулась.

– А вы делали то же самое?

Бенедикт снова откашлялся.

– Скажем так: я был образцом добродетели.

Шарлотта рассмеялась.

– Да, пожалуй, что так, коль скоро вы приносили дамам столько же пользы, сколько получали сами.

Он перестал гладить ее спину.