Но Шарлотта никак не реагировала на эти слова. Да и как она могла отреагировать? На протяжении десяти лет она была известна в одном мире как куртизанка, в другом – как дочь провинциального викария. И вот сейчас эти миры столкнулись – таков был план Рэндольфа. Маркиз не собирался обнажать ее снова и снова, он добивался совсем другого – хотел сорвать с нее покровы перед теми, кто знал ее не как куртизанку, а как благонравную дочку священнослужителя.
Но что, если… А может, ей самой сорвать с себя покров? Собравшись с духом, Шарлотта протиснулась сквозь толпу. Сорвав с головы капор с вуалью, она громко проговорила:
– Да, это действительно мисс Перри – и одновременно Шарлотта Перл.
Толпа смолкла, и теперь, осмотревшись вокруг без вуали перед глазами, Шарлотта поняла, что знала почти всех этих людей. Правда, из жителей деревни здесь была только миссис Поттер, хозяйка постоялого двора. Но все остальные были лондонцами, представителями элиты, знавшими ее как Ла Перл. И, вероятно, эти люди никогда не задумывались о том, кем она была до этого. Здесь был даже один герцог, которому она помогла решить проблему с эрекцией. Был здесь и граф, который как-то раз пришел к ней, чтобы поделиться своими опасениями из-за того, что ему нравились только мужчины. Пять лет назад ему удалось жениться благодаря «почетным» слухам о том, что он проводил время с Ла Перл (впрочем, его брак оставался бездетным). Приехала сюда и одна вдовствующая графиня, которая выпытывала у Шарлотты имя ее портнихи. Посетил выставку и джентльмен, часто бывавший на ее вечерах – когда играли в карты – и слагавший поэмы о ее глазах. А также карикатурист, посещавший ее каждый вторник, поглощавший дюжинами пирожные и хихикавший, слушая последние сплетни – публичные, конечно же; Шарлотта никогда не рассказывала о своих личных делах. И каждому из своих гостей она говорила: «О том, что между нами происходит, не будет знать никто, кроме нас с вами».
Куртизанка – это не шлюха. Куртизака – это хозяйка дома, назначающая приватные свидания. И куртизанка приобретала много друзей – так когда-то думала Шарлотта. Все эти люди знали ее как Шарлотту Перл, и им нравилось проводить с ней время.
Но сейчас они смотрели на нее совсем не так, как прежде; они казались… разочарованными. И смотрели на нее так, как смотрят на прислугу. Без блеска ее лондонской жизни Ла Перл была для них не более чем песчинкой. И еще здесь был Рэндольф, порезавший ей лицо. И сейчас улыбавшийся, весьма довольный эффектом, который произвело его представление. Был тут и Эдвард, судя по всему – ошеломленный произошедшим. Оказывается, он рисовал ее множество раз, намного чаще, чем она думала. Интересно, кто из них ранил ее больнее?
И, наконец, здесь был Бенедикт, стоявший в дальнем конце зала. И сейчас, в наступившем молчании, он кивнул ей – чувствовал, где она стояла. «Позволь мне любить тебя» – так он сказал после того, как все узнал. Но теперь это было невозможно. Нет-нет, это всегда было невозможно. Однако ее сердце по-прежнему билось. И она по-прежнему могла… могла что-то сделать. Но что именно сделать? Нужен был какой-то дерзкий поступок – в противовес поступку Рэндольфа.
Шарлотта осмотрелась. В зале был небольшой помост, на нем сидели музыканты, когда здесь устраивали деревенские балы. Шарлотта поднялась на этот помост и расправила плечи. Теперь она была Ла Перл, жемчужиной, – но не чистой. И в то же время она по-прежнему была Шарлоттой Перри.
– Благодарю вас всех за то, что вы пришли на выставку работ мистера Селвина, – сказала она. – Признаюсь, я ожидала, что нам покажут более разнообразные примеры его творчества, но… – она улыбнулась с озорным видом, – с совершенством не поспоришь.
Раздалось покашливание, а затем смешок – со стороны Бенедикта, благослови его Господь.
– Друзья мои, эти картины рассказывают всевозможные истории, – продолжала Шарлотта. – Я была Афродитой, была как Айрис под радугой, была Селеной с луной в руках…
– Но почему вы всегда были обнаженная? – раздался чей-то голос. И тут же послышались смешки.
– Ну, во-первых, обнаженная натура гораздо лучше продается. – Шарлотта сумела улыбнуться, а ее слова снова вызвали смех, – но уже более дружелюбный. – Кроме того, художник, видимо, рассчитывал, что вы увидите на этих картинах и немного от самих себя.
– Я уже лет сорок не надеюсь так выглядеть, – со вздохом проворчала пожилая графиня, которая так восторгалась платьями Шарлотты.
Напряжение начало спадать, и Шарлотта, приободрившись, отважилась посмотреть на Эдварда. Тот сейчас выглядел как собака, ожидавшая, что ее вот-вот ударят, но вместо этого получившая бифштекс. А леди Хелена стояла с красными щеками – словно ей надавали пощечин; ноздри же ее в гневе раздувались, и казалось, что она сейчас задохнется от возмущения.
Шарлотта отвела от нее взгляд и, посмотрев поверх толпы, громко проговорила: