Фортуна благоволит грешным

– Домой, говорите?.. – послышался у нее за спиной голос маркиза. – А как вы думаете, долго ли еще жилище викария будет вашим домом?

В этот миг Шарлотта поняла, насколько точно была рассчитана его месть. Устроив выставку в деревне, где жили ее родители, он добился того, что их спокойная благопристойная жизнь будет разрушена, даже если ей, Шарлотте, каким-то образом удастся сбежать. Рэндольфу нравилось причинять боль, и он уже оставил у нее на лице шрам. А теперь он намеревался нанести рану и ее близким.

Даже не взглянув на Бенедикта, Шарлотта проговорила:

– Мне нужно идти. Я должна уйти отсюда.

Напряженная как струна, она стремительно вышла из комнаты. Бенедикт сунул трость под мышку и последовал за ней, ориентируясь по звуку ее шагов.

Судя по звукам, улица была пуста. Пока пуста. Жители Строфилда собрались в общей комнате «Свиньи и пледа», а лондонские гости – на втором этаже. Но было ясно: скоро эти две половины общества встретятся и заговорят. Что, вероятно, уже и сделала миссис Поттер.

– Шарлотта, вы не сможете от этого убежать, – проговорил Бенедикт.

Шарлотта остановилась, затем развернулась к нему, и казалось, даже скрип гравия под подошвами ее ботинок звучал яростно.

– Что вы хотите этим сказать? Я могу уехать, куда хочу, и имею право делать, что я хочу…

– Но то ли это, чего вы хотите? – перебил Бенедикт.

Шарлотта тяжко вздохнула.

– Того, что я хочу, – этого никогда не будет. И не было…

Он подошел к ней вплотную и пальцем приподнял ее подбородок.

– Совсем никогда? Даже тогда, когда вы впервые уехали в Лондон?

Она отстранила его руку.

– Бенедикт, прекратите. Что же касается вашего вопроса… Всякий раз, когда я покидала какое-то место, я делала это только по необходимости. И сейчас – то же самое. Я не хочу уезжать из Строфилда, но…

– Не хотите из-за золота?

– Нет, не из-за золота. – Последовало несколько сдавленных вдохов – было ясно, что она изо всех сил старалась не расплакаться. – Все дело в том, что я… В какой-то момент я начала думать, что у меня может быть семья.

– С Мэгги?

– С вами, Бенедикт. – Она произнесла эти слова очень тихо, почти шепотом, – а потом вдруг истерически рассмеялась и добавила: – Ну вот… Теперь я вся обнажена. Возьмите мое сердце, Бенедикт, пришпильте его к стене, – пусть свет пялится и насмехается.

Он не знал, что на это сказать. Более того, не знал, что должен был чувствовать. И казалось, что сердце его на несколько мгновений остановилось.

– Шарлотта… – Бенедикт судорожно сглотнул.

– Не говорите ничего. Мне не следовало этого говорить, – прошептала она. Тем не менее это было сказано – и что же теперь?

– Шарлотта, ведь я «флотский рыцарь», и у меня нет своего жилья. Я получаю содержание только при условии, что живу в замковой комнате один. А семья – это то, чего я никогда не смогу иметь.

– Вы могли бы отказаться, – сказала Шарлотта. – И…

– И питаться воздухом? Или, может быть, жить за счет доброты посторонних людей? – Он сокрушенно покачал головой. – Впрочем, именно так я живу сейчас, но это не может продолжаться бесконечно. И знаете, я бросал одно дело за другим. Я никогда ничего не заканчивал. Единственное, что я умею по-настоящему, – это странствия.

Сейчас ему ужасно хотелось оказаться в каком-нибудь отдаленном уголке мира – только бы не говорить Шарлотте эти слова.

Она тихо вздохнула и кивнула.

– Да, понимаю. Просто я… Ну, мне просто пришла в голову такая мысль, вот и все. Такое со мной случается…

– Со мной тоже. Но я знаю, что эти мысли ни к чему не приведут.

Тут Шарлотта пошла дальше, и Бенедикту пришлось проделать остаток пути до дома викария в одиночку.

Шарлотта застала обоих родителей в передней гостиной – редкий случай. И они пили чай.

– Дитя мое! – Викарий встал; он был очень встревожен. – Что с тобой случилось?

Шарлотта не сразу поняла, что так встревожило отца. Затем, внезапно осознав, что до сих пор сжимает в руке испачканный кровью носовой платок – губа же ее была разбита и опухла, – в растерянности пробормотала:

– Выставка картин… – Она тяжко вздохнула. – Там была я. На всех картинах. – Но она не стала объяснять, какого рода были эти картины.

Но миссис Перри догадалась, о чем речь.

– О, Шарлотта! – воскликнула она. – Значит, теперь все… Господи помилуй… Неужели весь Строфилд знает? Что же они…

– Успокойтесь, миссис Перри, – сказал викарий. Он нахмурился и, взглянув на дочь, добавил: – Итак, Шарлотта, о твоей лондонской жизни узнали и здесь…

– Возможно, еще нет, но завтра точно все узнают.

Мать Шарлотты тихо застонала, а отец продолжал:

– Что ж, вероятно, я теперь потеряю приход, и нам придется отсюда уехать. – Причем он произнес это довольно спокойно – как если бы давно уже был готов к подобному повороту событий. А его жена снова застонала.

Не в силах выносить все это – ведь от нее в доме викария были одни только неприятности, – Шарлотта пробормотала:

– А где Мэгги? Мне нужно ей рассказать… что-нибудь.

Но она уже знала, где искать девочку. Не дожидаясь ответа родителей, Шарлотта выскочила из дома и побежала через лужайку, находившуюся между домом и конюшней.