Фортуна благоволит грешным

Шарлотта испытывала странное онемение от душевной боли – примерно так же она почувствовала себя сразу после того, как Рэндольф ударил ее по лицу. Мэгги вонзила ей нож в сердце, и если повезет, то она истечет кровью еще до того, как осознает, насколько ей больно. Но, по крайней мере, все, что она сказала, было правдой, особенно – последнее: Шарлотта безумно любила Мэгги и ради своего ребенка была готова на все. Готова была даже уехать, если это хоть немного уменьшит страдания Мэгги.

Глава 18

Поиски полемониума, конечно же, были лишь предлогом для того, чтобы уйти и оставить Шарлотту и Мэгги наедине. Бенедикт вовсе не надеялся найти эти цветы, так как в краю вересковых пустошей и болот они встречались чрезвычайно редко.

Под его сапогами то и дело хрустела жесткая трава, местами же попадались участки голой земли, и, наступая на них, Бенедикт чуть пошатывался. Металлическим кончиком трости он проводил по каменной стене, уходя вдоль нее все дальше от конюшни. То и дело вздыхая, он думал о Шарлотте. Увы, он не мог дать ей то, чего она хотела. А о том, чего хотел он сам… О, об этом даже думать не стоило. Неужели он действительно полагал, что сможет вырваться из клетки, в которую превратилась его жизнь? Нет-нет, все последние дни это была лишь временная передышка, отсрочка перед тем, как дверца клетки снова захлопнется.

Хлоп!

Громкий звук раздался столь неожиданно, что Бенедикт остановился и замер в изумлении. Потом он понял, что звук этот доносился со стороны конюшни. Развернувшись, Бенедикт поспешил обратно. Отыскав шершавую деревянную стену конюшни, он проводил по ней кончиками пальцев, пока не дошел до угла. Еще несколько шагов – и он оказался у двери. Дверь была распахнута настежь, и в воздухе висела пыль, щекотавшая ноздри. Тут снова раздался треск, а потом – несколько глухих ударов и невнятное бормотанье. Бенедикт шагнул в прохладу конюшни, вдыхая запахи сена и тления.

– Кому-нибудь нужна помощь? – спросил он.

– Я просто пытаюсь найти какой-нибудь сундук, – послышался голос Шарлотты; она находилась примерно в двух ярдах от него.

– Зачем вам сундук?

– С моим уехала Баррет.

– Шарлотта, вы знаете, что я имею в виду.

– Дело в том, что я уезжаю. Когда люди уезжают, им нужны сундуки.

– Но почему вы уезжаете? – Бенедикт сделал шаг вперед и наткнулся на что-то плоское – наверное, это была картина в рамке или ширма. – Нет-нет, вы сейчас не можете уехать из Строфилда, ведь жизнь ваших родителей вот-вот… Вы должны им помочь.

– Но если я останусь, как им это поможет? Станет ли кому-нибудь из нас легче, если нам ежедневно придется смотреть друг другу в лицо и видеть, как все мы страдаем?

Бенедикт снова пнул ногой какой-то плоский предмет.

– Значит, новость их очень огорчила?

Шарлотта помедлила с ответом.

– Вообще-то… не знаю. Я редко видела отца таким спокойным. Он даже по мелким проблемам… вроде жестковатого мяса за обедом, и то больше волнуется. – Снова раздался какой-то стук, потом что-то упало и покатилось по полу. – Но это не имеет значения. Я уезжаю не ради себя, а ради них.

– То есть вы уезжаете ради Мэгги, не так ли? Но что же случилось? Ей кто-нибудь что-то сказал про вас?

– Я сама ей все рассказала. Да, все!

– Рассказали, что вы – ее мать?

– Да. И она попросила меня уехать.

Бенедикт присвистнул.

– Так-так… Но вы все равно не должны уезжать. Дети порой говорят ужасные вещи, но в действительности они вовсе так не думают.

Внезапно раздался оглушительный грохот, сопровождавшийся звоном, и Бенедикт предположил, что Шарлотта специально что-то опрокинула – чтобы разбить. А потом она вновь заговорила:

– Мои родители сказали, что из-за меня им придется отсюда уехать. А Мэгги хочет, чтобы я уехала. Только я одна. И это мы еще не учли мнение добропорядочных жителей Строфилда. Как вы думаете, что скажет миссис Поттер, когда увидит меня на улице? Нэнси всего лишь встречалась с каким-то молодым человеком, и то миссис Поттер отзывалась о ней очень резко. Думаете, меня пустят в общий зал единственного в деревне постоялого двора? Вы думаете, кто-нибудь теперь придет в церковь моего отца?

– А вас это волнует?

– Да, волнует. Потому что Мэгги придется слышать все, что люди обо мне говорят. Сегодня она потеряла мать, которую считала совершенным ангелом, а взамен получила меня.

Бенедикт пнул носком сапога плотно утоптанный земляной пол. Где же та проклятая картина? Ему ужасно хотелось посильнее пнуть что-нибудь. И еще ему хотелось выть и ругаться. Однако он улыбнулся – на случай, если Шарлотта сейчас смотрела на него.

– Вы же преуспели в богоугодных делах, и это даже лучше, чем быть ангелочком.

– Не надо, Бенедикт, не надо… Ей всегда было лучше без меня, а теперь она к тому же знает почему. Им всем будет без меня лучше. – Раздался глухой стук, а затем – какое-то бормотание. – Поймите, это мой долг перед ними.