В сумерках все сидели, смакуя чуть прохладную воду, отдававшую парусиной или грустью по покинутой цивилизации. Лишь Гарри Робартс бродил по пустыне, пьяно спотыкаясь, и когда взошла луна, слезы в глубоких бороздах на постаревшем лице мальчика были холодны как лед. Бессвязно бормоча и хныча, он принялся пересчитывать выпавшие на его долю благодеяния и понял, как много раз был к нему добр его товарищ, каторжник. Вероятно, от воспоминаний об этом у него особенно щемило сердце, ведь все человеческие узы неизбежно оборвутся.
И вдруг, в смешении сумерек и лунного света, мальчик понял, что смотрит в глаза зверя. На несколько секунд, пока не пришел испуг, оба застыли на месте. Потом ситуация прояснилась. Мальчик понял, что глаза принадлежат черному, сидящему на корточках в ложбине с двумя женщинами, такими же голыми и удивленными, как и он, которые пытались разжечь костер с помощью палочки для добывания огня и кучки хвороста. Позиции всех четверых были слишком уязвимы, чтобы оставаться в них и далее. Белый мальчик попятился, бормоча под нос недавно усвоенные ругательства, черный как сама ночь мужчина быстрее света метнулся в ближайший овраг, женщины со свободно болтающимися грудями последовали за ним.
Мальчик долго проклинал свое смятение и отсутствие храбрости, появления которой все ждал вдобавок к изрядной физической силе, когда раздались вопль удравших аборигенов и ответные крики вдали. Позже, рассказывая историю в лагере, он вспомнил и об отблесках второго костра немного в отдалении, тут же потушенного.
— Значит, от проклятых черных оторваться не удалось, — тяжело дыша, сообщил Гарри Робартс своим товарищам.
Из всего отряда не унывал один Фосс.
— Нет причин полагать, что эти аборигены не из здешних мест, — заявил он, — вполне может быть, что мы добрались до лучших земель.
Подобное рассуждение убедило лишь тех, кто хотел в него верить.
— До чего неразумно, — смеялся Фосс, — ударяться в панику, точно слабонервные женщины, ведь раньше мы почти не обращали на аборигенов никакого внимания!
— Тогда мы были сильны, — с жаром воскликнул Джадд, — и полны надежд!
— Уж вам-то как никому другому следует знать, насколько неразумно отказываться от надежды, — заметил глава экспедиции.
Пытаясь утешить его человеческими заповедями в этой превышающей людские возможности ситуации, утешитель укрепил лишь собственный дух.
Фосс поднял полог своей палатки и зашел внутрь, и Джадд-каторжник прошептал сквозь зубы:
— Прежде я знал, на что способен. Знал, куда меня ведут. Теперь же не знаю ничего…
После этого все ушли спать с ружьями наготове, но уснули глубоко, потому что были измотаны.
Утром мир окропила сверкающая холодная роса, и путешественники, глядя на суровое плоскогорье, почувствовали прилив сил, пусть даже и вызванный сном.
Фосс поднялся раньше всех и расхаживал с губкой, собирая росу в котелок, чтобы использовать всю возможную влагу для собственных нужд. Вскоре к нему присоединился Пэлфримен.
— Мы могли бы быть счастливы, — заметил орнитолог, — если бы не поднимали глаз и смотрели лишь на эти драгоценные камни.
— Насколько я понимаю, именно так некоторые и обретают веру, — ответил немец.
Пэлфримен, чья вера в последнее время изрядно пострадала, воспринял эту шпильку как своего рода наказание.
— Некоторые — да, — согласился он.
— Эх, Пэлфримен, до чего же вы безответный! — воскликнул Фосс. — Смирение оскорбляет человеческую природу. Мне за вас стыдно!
Поскольку Пэлфримен промолчал, немец добавил, больше обращаясь к самому себе:
— Полагаю, скоро мы узнаем, кто из нас прав.
В этом металлическом свете он мог бы еще долго унижать своего покорного друга и превозносить сам себя, потому что по утрам бывало безжалостно студено, что весьма располагало к резкой отчужденности, если бы из лагеря не раздался рев голосов. Вернувшись туда, Фосс и Пэлфримен узнали от товарищей, что исчезли топор, уздечка и последний компас — прямо из палатки, ночью.
— Это все черные, сэр! — возмущался Джадд. — Позвольте, я пойду их поищу.
— Мы не можем обвинять аборигенов без веских доказательств, — ответил Фосс.
— Доказательства я найду быстро! — заявил Джадд.
— Если наше имущество стащили не они, — желчно брызгая слюной вскричал Тернер, — а им-то это удалось бы без особых усилий — поднимай полог да бери, то кто тогда взял наши вещи?
Тернер с Джаддом вспомнили Джилдру и готовы были сказать больше, однако не осмелились. Или же побоялись Фосса? При виде крупного, дрожащего Джадда сила немца возросла.
— По крайней мере, искать аборигенов нет нужды, — нарушил неловкое молчание Пэлфримен.
Все оглянулись и увидели группу из нескольких черных, столпившихся неподалеку. Из-за света и стелющегося понизу тумана казалось, будто они стоят на облаке. Их вытянутые тела цвета гари придавали сцене первобытную чистоту, заставившую умолкнуть большинство белых и необычайно привлекшую Фосса.
— Отлично! — воскликнул он. — Вот прекрасная возможность удовлетворить вечную тягу мистера Джадда к доказательствам.