Фосс

И тогда Лора Тревельян открыла глаза, поднялась на прямых руках, встала и вышла, не раздумывая, на длинный балкон. За ней струилась юбка бледного цвета и беспредельной полуденной прохлады.

В самом деле, вдали виднелась шхуна. Ветер нес «Морского ястреба» прочь из залива. Синяя гладь взъерошилась и пошла маленькими белыми волнами. Она превратилась в пушистого зверя, пока всего лишь игривого, словно котенок. «Морской ястреб» горделиво кичился своим превосходством. Серьезных потрясений он еще не знал.

— Да, они отплыли, — проговорила Лора четким, радостным, ровным голосом.

Лицо ее тоже было спокойно, как и выражение радости, которое она набросила, подымаясь ото сна, — такая же откровенно ущербная, ничуть не убедительная маска.

— Я буду за них молиться! — воскликнула Роуз Поршен, сжимая блюдце с фруктами.

— Ты же их совсем не знаешь, — возразила Белла, которой забота горничной показалась нелепой.

— Мне ни к чему их знать.

— Может быть, им тоже ни к чему твои молитвы. Что за чушь!

Роуз промолчала.

Три женщины наблюдали за кораблем.

Лора Тревельян откинула рукав сливочного платья с таким видом, будто он чрезвычайно ее обременял.

— Как думаешь, мистер Пэлфримен — милый? — спросила Белла Боннер.

— Насколько я успела его узнать, он человек исключительно милый, — ответила кузина.

— И очень тихий.

— Говорит именно то, что следует.

Женщины наблюдали за кораблем.

— Наверное, он человек образованный, — сказала Белла. — Не какой-нибудь там невежественный варвар-колонист вроде нас.

— Ну что вы, мисс! — воскликнула Роуз.

— И добрый, — продолжила Белла. — А добрым людям это не важно.

— Ах, Белла, что ты такое болтаешь?! — возмутилась Лора.

— Разве я не права?

— Все, что ты сказала, к делу не относится!

Три женщины следили за кораблем.

Вскоре Роуз Поршен, устыдившись вместо мисс Беллы, прошептала, держась за живот:

— Вот кумкваты, которые я несла вам попробовать, когда заметила корабль.

Она поставила блюдце с двумя вилками на бамбуковый столик и тихо вышла.

Ни одна из девушек не поблагодарила женщину за заботу, разве что мысленно, потому что слов у них не нашлось. Ветер и вода несли медленный корабль. Порывы того же ветра — то свежего, то теплого — нарушали покой сада и приносили на длинный балкон запахи сосны и жасмина. Две молодые женщины и сами не смогли бы сказать, оживляет он их или же дурманит, пока окончательно не погрузились в лихорадочную тоску. Тела их дрожали в легких платьях, разумы открылись острым стрелам мыслей, и вся картина, явившаяся их взорам, стала отчетливой и трепетной, красивой, но печальной.

И все же, думала Лора Тревельян, наиболее важные моменты ее жизни — одновременно расплывчаты и неприглядны. Эпизод с немцем в саду был неописуемо непригляден, неопрятен, тягостен. Она не могла не думать об этом, и во рту у нее возник привкус крови, словно она потеряла зуб. Девушка закусила губу и вспомнила, какими острыми ей показались зубы Фосса, когда он разговаривал утром на пристани.

Белле, которую окончательно ошеломил влажный, ветреный полдень, стало страшно.

— Лора, — очень тихо окликнула она.

Белла была полна решимости тесно прижаться к своей кузине, в то время как та не менее твердо намеревалась держать ее на расстоянии. Этого Белла вынести не смогла. Ее наполняли страх и желание приобщиться к тому, чего она не понимала, — тому, что ждало их в будущем, отсюда и проистекала ее настойчивость.

— Лора, — спросила она, — что с нами сталось? Что происходит?

Она заплакала, прижимаясь к таинственному телу своей кузины.

— Ничего не происходит. Ты все надумываешь, — напряженно ответила Лора, сопротивляясь изо всех сил — назойливые прикосновения приводили ее в ужас.

Однако ни одна из девушек была не в силах противиться силе того полудня. Нуждаясь в защите, они соединились в нежнейшем взаимопонимании.

— Скажи мне, Лора, — вскричала Белла, — в чем дело?

Ее горячие слезы обожгли холодную кожу кузины.

— Откуда же мне знать?! — воскликнула Лора. — Если рассказывать нечего… совсем нечего!

Постояв, обнявшись среди раскидистых ветвей честных деревьев, на груди всевластного ветра, девушки немного утешились, и свет, коснувшийся кумкватов на бамбуковом столике, превратил их в драгоценные камни, совершенство которых давало еще один повод для надежды.

Шесть

Путешествие «Морского ястреба» прошло сравнительно гладко, не считая эпизода с Тернером, внезапно очнувшимся от пьяного угара в полном смятении, бормоча про какой-то нож, который куда-то дел и который понадобился ему немедленно. Порывшись в своих вещах, он извлек на свет нож с черной костяной рукояткой и довольно изящным лезвием. Он приносит беду, настаивал Тернер, и достался ему при странных обстоятельствах. Доведя себя до неистовства, бедняга бросился к борту и швырнул нож в воду. Потом он понемногу успокоился, а корабль тем временем добрался до Ньюкасла.