Особенно тяжко приходилось зимой в северных и горных штатах, где температура иногда падала до 35 градусов ниже нуля. И вот на таком холоде по-летнему одетому Фостеру однажды пришлось просидеть на крыше вагона целые сутки. Чтобы не замерзнуть, он прыгал, размахивал руками, растирал себе лицо. Но все же обморозил нос и щеки. «Я чуть не потерпел во время этого путешествия свое Ватерлоо», — с улыбкой много лет спустя говорил Фостер. В другой раз в этом же районе он отморозил ноги.
Часто во время таких странствий Фостеру приходилось искать пристанища в салунах — больших американских трактирах, открытых круглые сутки, где можно было не только поесть и выпить, но и посмотреть непристойное представление, поиграть в покер или рулетку, потанцевать и «получить» за два доллара женщину. В этих заведениях, слава о которых гремела по всему дикому Западу, дровосеки, шахтеры, рыбаки, золотоискатели, строители оставляли свои скудные заработки, а иногда и жизнь. По существовавшему на Западе обычаю, хобо разрешалось посидеть и отогреться в салуне, и Фостер воспользовался этим.
Во времена первого трансконтинентального переезда к западному побережью Фостер застрял на некоторое время в городишке Эко в Техасе. Поблизости был расположен город Бомонт, где забил первый нефтяной фонтан На Западе. Этот район считался самым диким местом в Техасе. Грабежи и убийства были здесь обычным делом. Фостер нанялся в Эко рабочим по прокладке железнодорожного полотна, что дало ему возможность вновь наблюдать южных расистов в действии.
Командовал на участке Фостера некий Гарднер, темнолицый южанин, сын рабовладельца, ярый расист. Когда однажды повар Фрэнк, пьяница и дебошир, кичившийся своим «благородным» происхождением (он якобы был родственником какого-то миллионера), во всеуслышание заявил, что у Гарднера в жилах течет негритянская кровь, последний выстрелил в него в упор, поковеркав пулей лицо. После чего Гарднер заявил своей жертве: «Считай, что ты дешево отделался… За такое оскорбление я мог бы пристрелить тебя как собаку, и никто не посмел бы арестовать меня. А теперь сматывайся отсюда. Если через десять минут я застану тебя здесь, попрощаешься с жизнью».
Поработав некоторое время на укладке шпал, Фостер вновь снимается с места. Он держит путь в Портленд, штат Орегон.
Легкие продолжали беспокоить Уильяма. Теперь он надеялся поправить свое здоровье, нанявшись матросом на корабль. Морской воздух излечивал и не такие болезни. И еще: не терпелось узнать свет, побывать в заморских странах, увидеть, как живут и трудятся люди в других широтах.
НА ПАРУСНИКАХ ВОКРУГ СВЕТА
О капитан! Мой капитан!
Сквозь бурю мы прошли.
Изведан каждый ураган,
и клад мы обрели.
Зимой 1901 года, проехав по железной дороге около трех тысяч миль, Фостер прибыл в Портленд, расположенный на западном побережье, в штате Орегон. Город моряков, дровосеков, рыбаков, Портленд славился своими лесопильнями, корабельными верфями, железно-дорожными мастерскими.
Фостер присматривается к кораблям, заводит знакомства с «морскими волками», расспрашивает их о маршрутах и условиях, на которых берут в плавание. Несколько месяцев он работал в порту, в железнодорожных мастерских, на лесопильне.
Но вот в порт заходит английский грузовой четырехмачтовый парусник «Пегас». Его шкипер — Мултон. «Пегас» собирается отплыть с грузом пшеницы в Кейптаун (Южная Африка), огибая мыс Горн. Шкиперу Мултону требуются матросы. И хотя у Фостера нет опыта в морском деле, но молодой, рослый и крепкий полуирландец вызывает у капитана симпатию, и Мултон зачисляет его в команду.
«Пегас» в среднем покрывал расстояние от Портленда до мыса Горн за два месяца. Но на этот раз из-за частых штилей он находился в пути около трех с половиной месяцев, причем ветры отбросили корабль на полторы тысячи миль к западу от Горна. Подул сильный восточный ветер, который вскоре перешел в шторм. Огромные ледяные волны обрушились на «Пегас», сметая с палубы шлюпки, ящики с курами и прочие предметы, круша и ломая корабельные снасти. Казалось, старая посудина пойдет ко дну.
Пять дней длился шторм, во время которого два матроса, находившиеся рядом с Фостером — Оле по прозвищу Норвежец и Фрэнчи — были смыты с палубы набежавшей волной и утонули в океанской пучине. Скудные пожитки погибших матросов — фамилии даже капитан толком не знал — были согласно обычаю разделены между их товарищами.
У Горна шторм утих, сильно потрепанный «Пегас» счастливо обогнул грозный мыс, у которого не один корабль закончил свои дни. Некоторое время спустя парусник прибыл в Кейптаун.