– Ребенок внутри меня, – наконец заговорила она, положив руку на живот. – Сейчас я ее мать. И мне нужно с ней говорить. Поэтому я зову ее Нина.
– Ну, разве это ее не запутает? – обратилась Натали ко всем. – Сейчас она слышит, как Лючия называет ее Нина, но позже она будет носить другое имя. Не думаю, что это правильно. Если ее сейчас зовут Нина, она должна остаться Ниной. В любом случае это хорошее имя.
– Ого! – воскликнула Амелия. – Я и не заметила, который час. Почти десять. Лючия, тебе нужно немного отдохнуть.
– Согласен. – Фритц снова посмотрел на часы.
– Вызову тебе такси. – Амелия взяла с журнального столика планшет.
Они одновременно встали с дивана, и Амелия поцеловала Лючию в лоб. Это был почти религиозный жест, очень ей несвойственный.
– Я хочу, чтобы ты позаботилась о себе. Обещай мне, что так и сделаешь, – сказала она.
Лючия смущенно кивнула.
– Пока, Лючия. – Фритц неловко взмахнул рукой и исчез в кухне.
Амелия помогла Лючии надеть пальто, сама натянула кроссовки и проводила девушку к машине. Я стояла в дверном проеме, положив руку на плечо Натали, и наблюдала за стоящими на тротуаре женщинами. Амелия приложила руку к щеке Лючии, и та казалась сейчас маленькой девочкой. Как только Лючия села в машину, Амелия послала ей воздушный поцелуй, а затем прижала руки к сердцу. А потом долго махала вслед отъехавшему такси, будто прощалась с дочерью. Полагаю, в ее понимании так оно и было.
Я достала из шкафа свое пальто. Оно висело рядом с пурпурной курткой Амелии, которую я приметила в свой самый первый визит. Недавно примеряла такую же в магазине и даже собиралась спросить Амелию, могу ли я одолжить ее на один вечер, но, вероятно, сегодня для этого был не лучший день.
Я не хотела уходить, но не хотела и доводить до момента, когда Страубы подумают, что лучше бы меня не было.
Амелия возвращалась к дому, дрожа от холода. Я поцеловала Натали в щеку.
– Дельта. – Амелия застыла в дверях. – Почему ты спросила об имени ребенка? – Враждебность в ее голосе меня расстроила. – У ребенка нет имени. По традициям иудаизма ребенка не называют до его рождения, не покупают одежду или кроватку, чтобы его не сглазить.
– Прости… Мне просто было любопытно, – пробормотала я. – Когда провожала Лючию в ванную, услышала, как она с ней разговаривает. Это же хорошо, что биологическая мать заботится о будущем ребенке, разве нет?
– Нет. Да. Нет. – Амелия скинула кроссовки у гардеробной.
Я последовала за ней в кухню, где Фритц пил пиво с чипсами. После минуты молчания Амелия посмотрела на меня.
– Лючия решила, что она не мать ребенка. Это ее решение. Выберет ли она нас или другую семью, она не имеет права давать имя ребенку. У нее нет никаких прав в отношении этого ребенка.
Амелии явно было некомфортно. Словно ее тело стало чужим.
Натали открыла холодильник, чтобы достать молоко, и я заметила, что на одной из полок лежит с десяток бутылок шампанского. Похоже, они планировали вечеринку. Но меня не пригласили.
– Конечно, – согласилась я, – у нее, как у биологической матери, прав не будет. После рождения ребенка.
Руки Амелии непроизвольно вздрогнули, будто она стряхивала с них воду.
– Амелия, – продолжила я, – просто я чувствую, что Лючия сомневается по поводу своего решения. Боюсь, тебе может быть больно.
– Еще никто не принял никакого решения. – Фритц выбросил пустой пакет из-под чипсов в корзину под раковиной. – Ни Лючия, ни мы. И этот разговор – чушь собачья.
Судя по всему, Фритца и Амелию мало заботило присутствие в комнате Натали и то, как она могла понять их слова. Напротив, они гордились, что откровенны со своим ребенком.
Девочка же казалась измученной. Достав высокий синий стакан, она вылила в него остатки молока.
– Я должна вкладываться в этого ребенка, – сказала Амелия, и голос ее был лишен интонаций. – У меня нет выбора. Я должна.
– Нет, Амелия, – одернул жену Фритц. – Меня ты этого сделать не заставишь.
– Амелия, – сказала я, – у тебя есть варианты.
Я пыталась представить Амелию, лишившуюся своей обычной уверенности.
Слезы наполнили ее глаза, но мне показалось, что она специально выдавливала их из себя. Не зная, что ответить мужу, она решила, что плач будет лучшей стратегией. Не сказать, что Амелия в принципе не была импульсивной и драматичной. Конечно, была. Но я знала, что ради достижения цели она может контролировать свое поведение. В этом отношении мы с ней были похожи.
Я сама никогда особо детей не хотела. Но я хотела стать суррогатной матерью для ребенка Амелии и Фритца. Стать частью такого личного и такого важного события. А вскоре после его появления Амелия бы вернулась к работе, и тогда я бы смогла сблизиться с ребенком. У нас с ним была бы более крепкая связь, чем у Амелии. И, что более важно, я бы навсегда стала частью жизни Страубов. Но сейчас не время обсуждать это с Амелией. Мне не хотелось, чтобы она решила, что я заинтересована в каком-либо конкретном результате.
Амелия плакала, закрыв лицо руками. И по ее позе я поняла, что сегодня мне не заделать появившуюся в наших отношениях трещину. Нужно подойти к ситуации с другой стороны.