– Наготой меня не удивишь, – буркнул я в ответ, скрестив руки на груди. Но её мой ответ не удивил.
– Вы не так поняли, месье автор. Я хочу, чтобы вы меня фотографировали так, как сами хотите. Единственное пожелание. Я буду голой. Мне нужно десять снимков.
– Я фотографирую, как мне хочется? – уточнил я, и дождавшись кивка, добавил: – Тогда одиннадцатый снимок для моей коллекции.
– Вы хотите потом его продать?
– Не исключаю.
– Хорошо. Но десять снимков, которые вы сделаете для меня, будут только для меня и нигде выставляться не должны, – в её голосе возник угрожающий холодок.
– Это само собой разумеющееся, – согласился я.
– Я плачу вам сто пятьдесят тысяч за фотосессию.
– Солидно. Я согласен и на десять тысяч, – хмыкнув, я улыбнулся.
– Я могу себе позволить заплатить такую сумму. Позвольте, – она шутливо сложила руки в умоляющем жесте и, когда я в очередной раз кивнул, просияла.
– Когда вам удобнее встретиться?
Ответ заставил меня удивиться.
– Через два часа, когда закроется галерея и мы останемся тут одни.
– Боюсь, что не получится…
Она не дала мне договорить и прижала палец к моим губам.
– Деньги отворяют любые двери. Даже «Черная канарейка» не устоит. Я хочу фотосессию здесь. Среди ваших работ.
– Если договоритесь, то не вопрос.
Она качнула бедрами и, послав мне воздушный поцелуй, отправилась искать отца, а я, поправив за спиной рюкзак с лежащей там камерой, лишь вздохнул. Предчувствие подсказывало, что это будет непростая фотосессия.
Пустая галерея – жуткое место. Гаснет технический свет. Остается только тот, что подсвечивает картины. И вот, проходя мимо них, ты видишь не картины. Это призраки. Призраки людей, которые когда-то позировали для меня. Которые улыбались. Грустили. Или думали о чем-то своем. И сейчас они застыли. Застыли в тех моментах, в каких их застала моя камера. Жуткое зрелище.
– Восхитительно, не так ли? – шепнула мне Теана, когда скрежет ключа в двери возвестил о том, что мы с ней остались одни в пустой галерее среди сделанных мной портретов.
– Жутко, – поежился я. И жуть была не наигранная. Многие портреты сочились говниной даже сейчас, наполняя спертый, наэлектризованный воздух гребаной жутью.
– А мне нравится. Сейчас галерея похожа на то, на что должна, – глаза у Теаны странно блестели, и до меня вдруг дошло, что она то ли под кайфом, то ли просто чокнутая. – Нет лжи, фальши и масок. Только твои творения и тишина. Вот теперь можно спокойно рассмотреть каждый портрет и понять, что же ты пытался в него вложить.
– Знаешь, а я ничего не пытался вложить в эти портреты. Я просто хотел снять с людей маски и запечатлеть этот момент. Нет никакого скрытого смысла, каких-то ебаных протестов против системы или мистики с фатализмом. Только портреты людей без масок. То, что ты видишь – это души. Грязные, черные или светлые. Но светлых мало.
– Ты философ, – улыбнулась Теана и, взмахнув руками, вдруг предстала передо мной абсолютно голой. – Я сняла маску. Сделай фото.
– Ты не сняла маску. Ты просто платье скинула, – усмехнулся я. Лицо Теаны на миг перекосилось, но она быстро вернула себе самообладание. – Но я смогу заставить тебя снять маску.
– Сомневаюсь, месье фотограф, – улыбнулась она, зло ощерив зубки.
– Ты забыла, что я фотографирую, как хочу. Поэтому рано или поздно ты скинешь маску.
Теана задумалась, а потом направилась в центр зала, где на одной из колонн висел портрет Седьмого. Его многие хотели купить этим вечером, но я отказал каждому. О, какое счастье было видеть их перекошенные от ненависти рожи, осознающие, что их гребаные деньги не способны принести желаемое. Портрет Седьмого был для меня очень дорог. Хотя бы как один из тех, в ком говнины было минимум.
Теана уселась по-турецки прямо на пол напротив портрета Седьмого. Она не думала, что я буду снимать, но я быстро достал фотоаппарат, включил его и, выставив настройки, сделал пару снимков. На удивление, они получились. Обнаженная Теана, склонив голову, смотрела на портрет бродяги, а свет, бьющий с потолка, казался чем-то мистическим и волшебным.
Она, услышав щелчок затвора, повернулась в мою сторону и улыбнулась. Я кивнул и подошел ближе. Седьмой, смотрящий с портрета, сейчас казался еще светлее, чем раньше. На миг я попытался вспомнить его имя, но вскоре сдался. Без блокнота это сделать не удалось. В голове был только номер.
– Вы чем-то похожи, – буркнул я, присаживаясь рядом с Теаной. Она посмотрела на портрет и нехотя кивнула.
– Возможно ты прав, – ответила она, положив голову мне на плечо. Странно, но я не испытал привычного омерзения от чужого прикосновения. – Но я не святая, месье фотограф.
– Знаю. Богатые не могут быть святыми. Только тотальные нищеёбы хоть как-то могут дотянуться до этого звания, – камера в руках кольнула льдом, и почти сразу же после этого Теана вздохнула. Грустно и тоскливо.
– Я всегда вынуждена носить маски. В высшем обществе без масок никак. А так хочется хоть раз снять маску и побыть самой собой.