Фотограф

– Я не узнавала его, Адриан. Он превратился в развалину. Кожа вся была в странных нарывах, глаза потускнели. Он погряз во тьме, которую я должна была изменить. Знал бы ты, как он обрадовался, когда меня увидел, – рассмеялась Вив, но смех был грустным, и в нем я услышал редкие истеричные нотки. – Всего за секунду он преобразился. В глазах появился блеск. И улыбка… та самая улыбка, которая сводила меня с ума, тоже появилась на его губах. Мы проговорили всю ночь, прижавшись друг к другу. Даже измененный ебаной тьмой, он все равно заставлял мое сердце дрожать, а душу ныть от желания. Мы говорили всю ночь, а когда я ушла, то твердо решила сделать свою работу. Даже наплевав на то, что он меня забудет. Я не могла допустить, чтобы он страдал из-за моего эгоизма, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, доливая ей коньяка в бокал. Вив сжала дрожащие губы, вытерла глаза и внимательно на меня посмотрела.

– Да. Понимаешь, – кивнула она в ответ, взяв меня за руку. – Я хотела изменить его душу, как и души других до него, но не смогла. Мне запретил Он! Он появился, когда я приступила к работе, и сжег портрет того, кого я любила, у меня на глазах. Молча. Он сжег его молча, а потом взял меня за руку и куда-то повел. Я шла за Ним, как овечка, которую на убой ведут. Мир сошел с ума в тот день, а я никак не могла на это повлиять. Мы шли по торговым рядам, через площадь, через трущобы. Он шел, держа мою руку, а я шла за Ним молча. И Он привел меня к дому моего любимого, Адриан. Вернее, к тому, что от него осталось. Дом сгорел ночью. Мы стояли на пепелище и слушали соседей, которые, захлебываясь эмоциями, рассказывали, что дом запылал в полночь и его никто не мог потушить. Вода словно моментально испарялась, только коснувшись пламени. Я молчала. Молчал и Он, сжимая мою руку. А потом Он подтолкнул меня вперед. К темной кучке того, что когда-то было моим любимым. Он сгорел заживо, Адриан. Сгорел, как и его портрет у меня дома. И я увидела на его почерневшем лице такую боль и муку, что до сих пор не могу её забыть. Хотя все могло быть по-другому, не будь я такой эгоисткой. Он мог бы жить, а я могла бы видеть его и его работы. Могла бы купить свой портрет и повесить у себя дома. Но я слишком сильно любила его, чтобы просто отпустить. Не повторяй моей ошибки.

– Это сделал Он! – рявкнул я, заставив Вив вздрогнуть. – Он сжег портрет этого художника и обрек его душу на смерть.

– Нет. Это сделала я. Когда позволила своим чувствам взять верх над разумом, – покачала она головой. – Это моя вина. И Он предупреждал меня об этом так же, как предупредил и тебя. Та девица, прыгнувшая с моста. Помнишь её?

– Да. А причем тут она? – нахмурился я.

– Ты не изменял её портрета, ведь так?

– Так, – тихо ответил я, обхватывая голову руками. На миг мне вспомнились Его слова. – Он говорил мне…

– Меня Он тоже предупреждал. И не дал изменить портрет Микаэля, потому что было слишком поздно, – Вив впервые назвала его имя. – Если мы не меняем души, которые снял фотоаппарат, то рано или поздно они растворятся во тьме, потому что нам не хватило твердости в том, чтобы принять верное решение.

– Но что изменилось бы, измени я портрет той безумной суки, что сиганула с моста? – я все еще многого не понимал, и вопросы требовали ответов.

– Её конец был бы не таким болезненным.

– Она заслужила этот конец, – ответил я. – Ты не знаешь, что она творила.

– А ты знаешь, почему она это делала? Почему ты уверен, что она не стала бы другой, измени ты её жизнь и убери из неё тьму? Молчишь? – Вив криво улыбнулась и встала с кресла. – Запомни, дружок, всех, кого ты фотографируешь на камеру, которую Он тебе подарил, необходимо изменить. Если ты не будешь их менять, то они, рано или поздно, растворятся во тьме. И от тебя зависит, будет ли их конец сопровождаться чудовищными муками.

– Спасибо, Вив, – кивнул я, когда она направилась к двери, слабо покачиваясь из стороны в сторону. – Давай я тебе такси вызову.

– В жопу его себе засунь, – рассмеялась она. – Ничего со мной не случится. Я слишком известна, чтобы меня лишили прав, и слишком давно на Него работаю, чтобы умереть в простой автокатастрофе. До встречи.

– До встречи?

– Ага. До встречи, – она улыбнулась и, помахав мне рукой, вышла из моей квартиры. Вздохнув, я поднялся с дивана и подошел к окну. Минуту постоял, жмурясь от редкого лондонского солнца, проследил взглядом за машиной Вив, которая скрылась за углом дома, и направился к холодильнику. Затем, взяв очередную банку любимого «Миллера», я вернулся на диван и, достав из кармана джинсов смартфон, зашел в адресную книгу.

Контакт Четырнадцатой был у меня в избранном. Сжав зубы, я быстро внес его в черный список, а потом швырнул смартфон в угол квартиры. Перед глазами стоял безликий художник из рассказа Вив. Он улыбался обугленными губами и смотрел на меня молочно-белым взглядом. Такой судьбы для Четырнадцатой я не хотел. А еще не хотел её забывать. Потому что даже мысли о ней наполняли душу теплом.