– Понятно, – сказала девушка и тут же спросила себя: и что ей это дало? Вероятно, мозг, которому до полного протрезвления требовались еще часы, но уже освободившийся от пелены этаноловой эйфории, протестовал против веселья вдали от дома в столь поздний час. Но протест этот так и угаснет где-то далеко за уровнем сознания.
– Кстати! – Антон поднял указательный палец. – Мой черед.
– В смысле, хочешь поделиться страшилкой? – подал голос Игнатий.
– Да.
Хлопнув в ладони и потирая ими, Арсений выразил довольство:
– Отлично! Я уже тащусь. Еще одна страшилка – и я буду шугаться собственной тени все последующие двенадцать месяцев, вплоть до следующего Хэллоуина. А там – снова страшилки и очередной год ночного сна с включенным ночником, потом еще один год, потом еще…
Марина по-доброму заулыбалась, поскольку разделяла с ним удовольствие от такого времяпровождения, но вынуждена была признать:
– Ты преувеличиваешь.
– Это почему же? Ничуть!
– Хотя бы потому, что в следующем году мы вряд ли вот так соберемся все вместе под крышей заброшки.
Арсений тут же поник, хотя и не разглядел в этом очевидном факте трагедии, но все же воспринял услышанное примерно с той же тоской, с какой после просмотренного душещипательного мультфильма ребенок слышит от взрослого:
– А…
Антон нетерпеливо напомнил о себе:
– Ладно уж, давайте я начну, пока Ночь Кошмаров не превратилась в Ночь Соплежуйства.
Марина хихикнула. Арсений в своей манере гоготнул на весь дом, и сидящая слева от него Лиза, вздрогнув, покосилась на того, состроив недовольную гримасу.