Фрагменты сожалений

Около месяца после хэллоуинской ночи Лиза практически ничего не ела – совершенно не было аппетита. Один раз во время ужина ее даже вырвало – едва успела добежать до туалета. Она потеряла в весе добрых килограммов восемь, живот стал совсем плоским, чуть ли не впалым, лицо осунулось, под глазами возникли синяки, которые ей вскоре пришлось маскировать косметикой каждое утро, ибо видок у нее был откровенно болезненным. Спала она также паршиво. Целых два месяца почти что любой ее сон, каким бы разнообразием ни отличалось их начало, заканчивался одной и той же кошмарной сценой: труп, на который она свалилась в подвале, поворачивался к ней лицом, зазывал с собой в мир, где царит смерть, где ей будут неслыханно рады, и она давала согласие, потому что воля ее оказывалась полностью подчиненной мертвецу, после чего он начинал душить ее. Ложась спать ночами и просыпаясь по утрам, она каждый раз видела перед глазами убитого, его грязную одежду и изувеченное тело. Какой-то выродок, откровенный садист жестоко расправился с человеком и оставил его тело за ящиками. С содроганием Лиза вспоминала, как повалилась поверх этого тела от толчка в спину и взглядом встретилась с искаженным, изуродованным лицом, что находилось от ее собственного в какой-то паре дюймов. Кто-то арматурой проломил ему челюсть, разорвав щеку и раздробив зубы и так и оставил железяку в его плоти. Да еще и перерезал горло, и в свете фонарика смартфона, который Лиза выронила при падении, на шее его зияла тошнотворная глубокая рана, покрытая коркой запекшейся крови. Кровью же были пропитаны порванная на груди мужчины футболка, замызганная грязью ветровка и земля вокруг головы и торса. Лиза регулярно, сама того не желая, вспоминала его перекошенное лицо, наполовину закатившиеся под веки зрачки. «Бедолага, – думала она при этом каждый раз. – Как же он мучился». Быть может, толкни ее в спину любой другой человек, она потом прочистила бы ему мозги, не постыдилась полезть в карман за крепкими бранными словечками и в нравоучительно-гневном тоне объяснила, как стоит шутить с человеком, а как не стоит этого делать. Однако толкнула ее Лера, и Лиза понимала, что шутить та вовсе не собиралась. Пусть на вечеринке она изрядно набралась и какие-то детали той ночи напрочь вылетели из памяти, падение на Максима с дальнейшим поцелуем Лиза помнила прекрасно. А Лера – невероятно! – все-таки увидела это и отомстила столь гнусным способом. Теперь Лиза, стоило ей увидеть Валерию, старалась по возможности пройти к нужному месту окольными путями, а если все же пересекалась с ней там, где не было места для отхода либо ее подводила собственная реакция, просто опускала взгляд в пол – до того было и страшно перед той и стыдно. Из-за всего этого она и думать перестала кокетничать с Максимом, даже больше не смотрела в его сторону (а если по привычке задерживала взгляд хоть на долю секунды – незамедлительно отворачивалась). После же того, как Лера пригрозила ей расправой, и вовсе надумала осесть дома и не возвращаться в стены школы хотя бы до декабря. Благо Марина, от своей же подруги узнав о произошедшем, заверила Лизу, что та, несмотря на свой жестокий характер, ничегошеньки ей не сделает, по крайней мере, если она оставит бойфренда Леры в покое.

Каждый из восьмерых по-своему переживал потрясение, у каждого на душе остался той или иной глубины шрам. Но отныне всех их объединяла одна тайна: тело убитого мужчины в двухэтажном заброшенном доме, о котором они так ничего никому и не поведали, оставив бедолагу на съедение паразитам в темном сыром подвале.

Проходя под желтым светом уличного фонаря, Максим согнул в локте руку, одернул рукав и взглянул на циферблат наручных часов: 18:08. До начала Нового года оставалось немногим меньше шести часов – этого времени, по его разумению, вполне достаточно, чтобы их с девушкой отношения наладились, а все обиды остались за порогом января. По крайней мере, он очень надеялся на это. Ему искренне хотелось, чтобы в первый же час следующего года они чувствовали себя счастливыми так же, как в самые первые недели знакомства. Он любил ее, любил по-настоящему, и предстоящие двенадцать ударов курантов обязаны будут стереть в их отношениях все плохое.

Оставляя за собой на снегу следы, он пересек двор дома, в котором жили Лера с ее бабушкой. Встав на крыльце, продавил кнопку электронного звонка. В ближайшее от крыльца окошко, зашторенное изнутри, загорелся свет – кто-то шел встречать гостя. Входная дверь открылась, и Максиму приветливо улыбнулась старушка, вытирающая руки о подол фартука. Подросток улыбнулся в ответ и, следуя пригласительному жесту, вошел внутрь, на веранду, а оттуда – в жилую часть дома, где тут же в ноздри пахнуло приятным запахом свежеиспеченных мучных вкусностей.

– Проходи, – проворковала бабка. – Лера у себя в комнате. – И удалилась на кухню.